Элизабет Ренье - Если это любовь
Незнакомец провел рукой по каменной стене.
– Все точно так, как рассказывала мне мама. Могу я теперь войти в часовню? Я прошу вас простить меня за то, что помешал вам молиться.
И он резко распахнул дверь. Кэролайн раскинула руки, загораживая ему вход. Взрыв смеха заглушил возражения девушки.
– Сильная лошадь и отважная женщина – вот это мне по вкусу, – произнес он таким снисходительным тоном, что она стиснула кулачки, готовая напасть на него.
Еле сдерживаясь, Кэролайн ледяным тоном заявила:
– Это частное поместье, сэр. Вы не имеете права здесь находиться. Мой отец…
Он только улыбнулся:
– Спустит на меня собак? Я буквально трепещу от страха.
В тот же момент Кэролайн уловила мелькающий среди деревьев знакомый камзол горчичного цвета и с торжеством объявила:
– Скоро вы узнаете, сэр, что с вами может сделать мой отец!
Молодой человек спокойно обернулся навстречу капитану Пенуордену, который что-то неразборчиво кричал, с трудом преодолевая крутой подъем. Совершенно выбившись из сил, он гневно уставился на пришельца единственным глазом:
– Кто этот человек, Кэролайн? Что он здесь делает? Как посмели вы, сэр, оскорбить мою дочь?
Незнакомец с достоинством ответил:
– Я ее ничем не оскорбил, сэр. Я только хотел осмотреть часовню. А что касается того, кто я и что здесь делаю… Вы мистер Николас Пенуорден?
– Я капитан Пенуорден.
– Меня зовут Майлс Куртни, сэр. А моя мать – урожденная Пенуорден, Мэри Пенуорден. Таким образом, сэр, думаю, я имею честь быть вашим племянником.
Глава 2
Прошло всего три часа с того момента, как капитан Пенуорден пригласил сына своей сестры в Трендэрроу. Первоначальное изумление капитана сменилось полным восторгом. Он раздавал громогласные приказы слугам, его тяжелые шаги слышались во всех комнатах, когда он знакомил Майлса с родовым гнездом. В галерее он попросил молодого человека встать у портрета Мэри Пенуорден, сравнивая их черты лица, и долго сокрушённо качал головой, узнав, что она умерла. Показав весь дом, не пропустив даже подвала, он ободряюще хлопнул Майлса по плечу и пообещал, что к обеду подадут самое лучшее вино.
Накрытый стол сиял великолепием. Нежнейший лосось, выловленный только сегодня утром в Тэмере, был окружен серебряными блюдами с цукатами и свежими фруктами. Бокалы из тончайшего венецианского стекла отражались в полированной поверхности стола, в центре которого красовалась ваза с розами. Майлсу отвели почетное место, рядом поместили его крестника Пирса, мальчика лет девяти-десяти, приехавшего с ним из Америки. Напротив Майлса села Кэролайн, стараясь скрыть огорчение оттого, что все забыли о ее дне рождения. Ее к тому же очень огорчало, что от Тимоти до сих пор не было никаких известий.
После ужина Майлс уже в десятый раз рассказывал свою историю, а капитан по-прежнему расспрашивал молодого человека.
– Так ты говоришь, твоя мать умерла два года назад?
– Да, от инфлюэнции.
Капитан вздохнул:
– Бедная Мэри. Я так любил свою сестричку.
– И она вас любила, сэр. Мама часто рассказывала мне о вас и о Трендэрроу. Хотя ни слова не говорила о своих родителях.
– Это понятно. Отец не очень-то нас баловал. Его желание было для всех законом. Мы шагу не могли ступить без его разрешения, а уж то, что касается брака…
Кэролайн заметила, что при этих словах Амелия поджала губы. Во время беседы мужа с племянником она хранила молчание, занимаясь вышиванием.
– Твой отец, говоришь, погиб страшной смертью?
– Да, от рук индейцев.
– Но ведь вы описываете Виргинию как мирный и благоденствующий штат, – возразила Кэролайн.
– Сейчас так оно и есть, мисс, – вежливо ответил ей Майлс. – Но когда французы натравили индейцев на переселенцев, мой отец вступил в ополчение, которое послали им на помощь.
Пирс обвел круг над своей головой и возбужденно вскричал:
– Его скальпировали. Когда я вырасту, я тоже буду убивать индейцев и снимать с них скальпы.
– Ничего подобного ты делать не станешь, – мягко заметил ему Майлс. – Теперь между нами заключен мир.
– Подумаешь! Он долго не продлится. Кроме того, мужчина должен сражаться. – Пирс обратился к капитану: – Разве не так, сэр?
Тот снисходительно улыбнулся мальчугану:
– Согласен, что нет лучшей доли, чем служить своей стране. В свое время тебя призовут на войну, не важно, станешь ты солдатом или матросом.
Майлс спокойно заметил:
– Надеюсь, сэр, я не оскорблю вас, если скажу, что существуют и другие способы выразить любовь своей стране… – И, обернувшись к Кэролайн, добавил:
– Кузина Кэролайн, не окажете ли любезность показать мне пруд с лилиями и летний домик? Еще хотелось бы увидеть туннель под дорогой, где над головой, как гром, слышится стук подков.
Она изумленно посмотрела на него:
– Откуда вы все это знаете? Вы же никогда здесь не бывали!
– Как я вам объяснил, от своей матери. Мне кажется, я смог бы ходить по Трендэрроу с завязанными глазами. – Он кинул взгляд на Пирса, который от скуки ковырял землю носком сапога. – Конюшни находятся за домом, – сказал он мальчику. – Там тебе будет интереснее, чем в саду. Думаю, лошади не будет обижаться на твои высказывания.
Майлс засмеялся, глядя вслед крестнику, который радостно умчался, лихо перепрыгивая сразу через две ступеньки.
– На протяжении четырех веков Трендэрроу принадлежал нашей семье, переходя от одного наследника по прямой линии к другому. – Он обернулся к девушке, смущенно улыбнувшись. – Вы можете заметить, что, воспитываясь вдали от этих мест, я горжусь родовым гнездом, горжусь тем, что в моих жилах течет кровь Пенуорденов. Разве вы, кузина, не испытываете такую же гордость?
Внезапно покраснев, она потупила голову и, запинаясь, произнесла:
– Я… Другого дома не пожелала бы.
Он тепло улыбнулся и предложил девушке опереться на его руку. Забыв о муках совести, она направилась с ним по дорожке, затененной высокими деревьями, к темному туннелю, у входа которого колыхались густые заросли папоротника.
Майлс поставил ногу на камень, лежащий на берегу пруда, и устремил взгляд на воду. В лесу весело гомонили птицы, из голубятни доносилось отдаленное воркование.
– Мой отец был сыном священника, из благородной, но обедневшей семьи, – заговорил тихо Майлс. – Он был домашним учителем в одной лондонской семье, где мои родители и встретились, когда мама приехала погостить к тете. Они сразу влюбились друг в друга. Мамин отец – наш с вами дедушка – никогда не согласился бы на этот брак. Он приказал дочери сразу же вернуться домой и выйти замуж за человека на двадцать лет старше ее. Моя мать даже в юности была очень смелой женщиной, и это качество отличало ее до самых последних дней жизни. Она продала имеющиеся у нее драгоценности, тайно обвенчалась с отцом и уехала с ним в Америку. Отец получил место домашнего учителя в семье богатого плантатора, а мама стала горничной его жены, которой не хотелось иметь чернокожую служанку. Эти добрые супруги вскоре стали относиться к моим родителям как к своим детям. Мистер Николсон научил отца выращивать табак и даже ссудил его деньгами, чтобы он мог основать собственную плантацию. Тяжело было налаживать свое дело, но родители все преодолели. И теперь…
