Барбара Картленд - Сокровище любви
— Это верно, — согласился Жак, — но дело в том, что он не умеет писать и не составляет никаких списков награбленного. Сомневаюсь даже, — что он кому-либо рассказывает о своих удачных находках или хвастается своими приобретениями.
Андре с досадой передернул плечами, чувствуя, что так они зайдут в тупик.
— Однако, — продолжал Жак, — есть все-таки один человек, который может знать, есть ли в сокровищнице Дессалина что-либо ценное с плантации де Вийяре.
— Кто это? — спросил Керк.
— Оркис! — быстро и коротко ответил мулат.
— Оркис! — воскликнул Керк. — Так она здесь, в Порт-о-Пренсе? Жак кивнул:
— Она поселилась в резиденции Леклерка и во всем старается подражать сестре Наполеона Бонапарта, которая жила здесь с тех пор, как вышла замуж за генерала Леклерка, а после его смерти вернулась в Европу и известна теперь как ее императорское высочество Полин Боргезе.
— Я просто не верю своим ушам! — изумленно воскликнул американец.
— Кто такая эта Оркис? — поинтересовался Андре.
Керк рассмеялся:
— Если ты поживешь здесь хоть какое-то время, ты вскоре услышишь об Оркис!
— Да кто же она? — снова спросил его друг.
— Одна из любовниц Дессалина, — объяснил наконец Хорнер. — У него их штук двадцать, но она лучше всех умеет удовлетворять его вкусы. Хотя все они содержатся — и весьма неплохо, смею заметить, — за счет императорской казны, но есть подозрение, что Оркис просто-напросто захватила саму казну!
Жак не выдержал и громко расхохотался.
— Прекрасно сказано, друг мой! — одобрительно заметил он. — Однако за последний год ее сумасбродство и расточительность перешли все границы. Теперь она пожелала не более и не менее как заполучить корону императрицы; беда только в том, что у Дессалина уже есть законная жена. — Он опять засмеялся, потом добавил:
— Во всяком случае, она пытается возместить недостаток респектабельности, играя — и притом с неописуемым блеском и великолепием — роль принцессы Полин..
— Так ты говоришь, она перебралась в резиденцию Леклерка? — переспросил Керк.
— Оркис принимает своих поклонников — или просителей, как вам угодно, — за завтраком и после обеда. В это время мосье де Вийяре может к ней обратиться.
— Я склонен считать, что это невозможно, — заметил Керк.
— Без сомнения, если он появится перед ней в таком виде, — ответил мулат. — Однако, если он собирается хоть немного отъехать от Порт-о-Пренса, а тем более забраться в глубь страны, он ни в коем случае не должен ступать на берег в облике белого человека.
Оба — и Керк и Андре — смотрели, широко раскрыв глаза, ничего не понимая.
— Здесь, в столице, еще осталось несколько белых мужчин, — объяснил Жак. — Некоторые из них производят оружие и боеприпасы для армии Дессалина, но даже их он с трудом выносит. Так что для белого человека выехать куда-нибудь за пределы города равносильно самоубийству. Его прикончат, не успеет он проехать и нескольких миль.
— Так что же ты предлагаешь? — удивился американец.
Жак внимательно, испытующе оглядел Андре с головы до ног.
— Из вас получится очень симпатичный мулат!
— Мулат?! — воскликнул Андре, не веря своим ушам.
— К счастью, у вас темные волосы, — продолжал Жак, — хотя, пожалуй, их придется все же немного завить. Окажись ваши глаза голубыми или серыми, моя задача значительно усложнилась бы, но они, слава Богу, темно-карие, так что и с этим все в порядке. Они достаточно темны, мосье, для того чтобы придать вашей коже оттенок, подобный моему.
— Должен признаться, мне и в голову не приходило изменять мою внешность, — растерявшись, произнес Андре.
— В таком случае вам придется умереть! — воскликнул Жак. — А если вы попадете в руки Дессалина или кого-нибудь из его окружения, то, можете мне поверить, вас ждут не слишком приятные ощущения.
— Да, да, я понимаю, — быстро ответил Андре. Он вспомнил слухи о всех тех зверствах и жестоких пытках, которым подвергались не только французы, но и кое-кто из мулатов.
Ему припомнилось так же, как однажды Дессалин велел привести к себе одного человека и, пока они разговаривали, предательски вонзил кинжал прямо ему в сердце.
Да, Жак Дежан прав, подумал он. Ему необходимо изменить свою внешность так, чтобы никто на Гаити даже на секунду не заподозрил, что на самом деле он — белый, да к тому же еще и француз.
— Сейчас я схожу домой, — сказал Жак, — и принесу специальный краситель; его добывают из коры одного дерева, — это как раз то, что нужно, чтобы подтемнить вашу кожу. И вот еще что, мосье, — осмелюсь дать вам один совет: выберите из вашего гардероба самые изысканные и самые яркие, бросающиеся в глаза костюмы. Знаете, мы, мулаты, большие щеголи! — Уже дойдя до двери, Жак обернулся:
— Вы говорите хоть немного по-креольски?
— Я учил этот язык весь последний год, — ответил Андре, — правда, в основном по книгам, но на борту этого судна я познакомился с одним креолом, который давал мне уроки.
— Отлично, — обрадовался Жак. — Керк подтвердит вам, что мулаты часто бывают очень образованными людьми. У меня, например, масса дипломов, удостоверяющих мои знания и ум, но сам я, честно говоря, больше полагаюсь на свою голову.
Когда Жак вышел из каюты, Андре не мог удержаться от улыбки. Потом он сел и стал терпеливо ожидать возвращения Жака.
День начинал клониться к вечеру, и солнце уже опускалось за горы, когда с борта американского судна на берег сошли два мулата.
Андре покрасили с головы до ног. Когда Жак принес наконец свой краситель, Андре с ужасом почувствовал, что от него исходит отвратительное зловоние.
— Да он же просто смердит! — воскликнул он, с отчаянием глядя на мисочку в руках мулата и губку, которой, тот приготовился смазывать тело француза.
— Ничего страшного, от соприкосновения с кожей запах полностью улетучивается, — утешил его Жак. — Однако, чтобы ни у кого не возникло подозрений, вам понадобится не только смуглая кожа, — продолжал он, — вам придется переменить весь образ мыслей. — В голосе Жака в первый раз зазвучала неприкрытая горечь:
— Белые относятся к мулатам с презрительным пренебрежением, постоянно отталкивают их от себя, вот почему, сами не желая того, мы в конце концов оказываемся на стороне негров.
— Да, я уже слышал об этом, — сказал Андре.
— Однако черные тоже не любят нас и не доверяют нам, они терпят нас только потому, что во многих случаях мы имеем высшее образование и таланты, не уступающие способностям белых людей; благодаря этому мы часто занимаем высокие посты в государстве, и сотрудничество с нами оказывается для них полезным. В то же время мы всегда остаемся между небом и землей, между черными и белыми, а это не самое приятное, что может быть.
