Жанна Лаваль - Месть венецианки
— Ты не ослышалась, крошка. Если вы оба сделаете то, о чем я попросил вас час назад, я дам согласие на твой брак с этим плебеем и даже отпущу вас из Рима.
— Я не верю ни одному твоему обещанию! — не выдержала Лукреция и что есть силы швырнула на пол зеркало.
Звон разбитого стекла привел ее в чувство и заставил в испуге покоситься на брата.
— По твоей милости я стала соучастницей грязных интриг! Я никогда ни в чем тебе не отказывала. Завлекала, соблазняла, подсыпала ядовитые порошки, подливала душистые смеси, чтобы поутру обнаружить возле себя холодный труп твоего врага…. и моего очередного возлюбленного! Я делала все, что ты требовал, но… не получала ничего взамен!
— Не получала ничего взамен? Врешь, сестрица! Не ты ли стонала от наслаждения в объятиях всех этих честных католиков? Не ты ли опустошала их кошельки, словно голодная тигрица нору крольчат? Что же еще тебе нужно, крошка?
— Да, я всегда была твоей рабыней, покорной и безропотной. Но сейчас мне нужно другое. В обмен на услугу, о которой ты меня просишь, я хочу получить свободу!
— Я мог бы тебе отказать, Луче. Достаточно того, что ты носишь титул самой прекрасной женщины Италии. Судьба вознесла тебя слишком высоко, до самого папского престола! Но я готов согласиться на твои условия, потому что твоя помощь нужна мне сейчас, как никогда раньше.
Чезаре в упор смотрел на сестру.
— Но помни, дитя мое, ты пожалеешь, если вздумаешь играть против меня. Пока ты не вышла замуж, твой господин — я. Ты — что-то вроде наследства, которое отец оставил мне, и, будь уверена, я сумею продать тебя по дорогой цене!
— Я согласна сделать все в обмен на свободу. Но мне нужны гарантии. Я по-прежнему не верю тебе.
Лукреция пристально посмотрела на Чезаре. Тот пожал плечами.
— Я готов поклясться на святом Писании.
— Боюсь, что нет. Я же знаю, что для тебя нет ничего святого!
— Я устал от твоих нравоучений, Лукреция. Говори, ты согласна или нет?
Лукреция готова была уже ответить утвердительно, но все же смолчала. Она слишком хорошо знала брата. Всякий раз после уступки Чезаре она надеялась, что это — последнее его условие. Но он был безжалостен и коварен, а она была тайным и весьма удобным орудием убийства.
— Отвечай же, ты согласна? — грозно сдвинул брови Чезаре.
Лукреция вздрогнула. Тон герцога не предвещал ничего хорошего.
— Да, — едва слышно пролепетала она.
— Но не забудь, что твое согласие — это еще не все. Без твоего любовника тебе никак не обойтись. Так что иди и поговори с ним. Ведь он послушается тебя, не правда ли?
Поцеловав на прощание холодную руку сестры, Чезаре Борджиа двинулся к двери. Уже на пороге он обернулся и с усмешкой сказал:
— Теперь я понял, сестрица, что ты никогда не любила этого Фьезоле. Ты так же холодна, как и твои пальчики. Но это даже к лучшему. Ты — такая же змея, как все Борджиа, а потому тебе никогда не покинуть нашего логова.
Не помня себя, Лукреция схватила первый попавшийся под руку предмет, оказавшийся вазой тонкой китайской работы, и с силой швырнула в брата. Но дверь захлопнулась раньше, чем разлетелось вдребезги фарфоровое произведение искусства.
3
Венеция, 25 февраля 1507 года, Ка д'Оро.
Синьоре N., замок Аскольци
ди Кастелло
«Итак, я приступаю к исполнению данного мною обещания и начинаю повествование о годах моей безвестности, которые не по своей воле я вынужден был провести на далекой чужбине.
Я хорошо помню тот роковой час, когда в лучах догорающего заката показались три судна берберийских корсаров. Словно силы зла, поднялись они из мрака ада, чтобы творить бесчинства среди мирных райских островов.
Надо признаться, я повел себя опрометчиво, рассчитывая на крепость моего судна. Мне казалось, что никакая опасность не может угрожать мощной каравелле с шестнадцатью пушками по каждому борту; каравелле, направляющейся на Восток с целью исключительно дипломатической — восстановить прежние связи Венеции с Константинополем. Однако я ошибся.
Совершенно неожиданно к «Святой Марии» приблизился пиратский корабль. На нас обрушился ураган стрел. Крюки абордажных тросов вгрызались в борт судна. С дикими криками на палубу стали прыгать смуглокожие люди в чалмах, с кривыми арабскими саблями. После короткой, но жестокой схватки им все же удалось овладеть нашей каравеллой, и они без всякой пощады вышвырнули за борт всех, кто оказал им хоть малейшее сопротивление.
Если б Вы знали, синьора, с каким противником свела нас в тот час судьба! Трудно представить более отвратительных негодяев, чем берберийские пираты. Огромного роста, с черными висячими усами и спутанными бородами, с гладко бритыми черепами, блестевшими на солнце, они походили на участников карнавала в своих широких цветастых одеяниях, увешанных с ног до головы награбленными безделушками и оружием самого устрашающего вида.
Но не все они были выходцами с Востока. Много среди них оказалось и наших соплеменников — уроженцев Италии, Калабрии, Сицилии и, к моему стыду, Венеции. Кто-то из них попал в плен и был продан в рабство, кто-то оказался там по собственной воле. Ведь жажда наживы способна завести Бог знает куда любого смертного! На просторах южных морей они обрели новую жизнь. Здесь нашли они то, в чем им было отказано в христианском мире. Все зависело от смелости и везения. Некоторые из них вознеслись на вершину корсарского мира. Надев тюрбан и изменив своей вере, они навек отметали для себя возможность вернуться в родные края.
Были среди них храбрые вояки и ловкие мошенники, лихие гуляки и отъявленные пропойцы. Всех их связывала круговая порука, беспощадная жестокость, разнузданная наглость и изощренное коварство.
Меня тяжело ранили в том бою. Очнулся я в воде. Корабельный юнга Марко и мой денщик вытащили меня с горящей каравеллы, и, держась за обломок мачты, мы с отчаянием наблюдали за агонией «Святой Марии». Наблюдали до тех пор, пока ее грот-мачта не скрылась под водой.
Итак, мы оказались в открытом море без пресной воды, без пищи, без надежд на спасение. Этой же ночью разыгрался шторм, который не только отнес наш беспомощный обломок мачты далеко от торговых путей, но и поглотил обессилевшего Марко. Когда море наконец успокоилось, это нисколько меня не обрадовало, так как вместо быстрой и достойной смерти в бою я был обречен на мучительно долгую смерть в открытом море.
Моя рана распухла от соленой морской воды и нестерпимо болела. Временами я терял сознание и только чудом удерживался на мачте. Вообразите, какова была моя радость, когда на четвертые сутки, уже смирившись с неизбежной смертью, мысленно простившись со всеми близкими и, прежде всего, с моей любимой супругой, я заметил на горизонте паруса приближающегося судна. Увы, очутившись на борту, я узнал, что принадлежит оно пиратам с острова Джерба, печально известным своей жестокостью и алчностью!
