Серж Голон - Анжелика в Новом Свете
Мимо нее проходили индейцы, мужчины и женщины, присоединившиеся к отряду де Пейрака где-то недалеко от реки Пенобскот. Они принадлежали к небольшому племени металлаков, которое после торгов на берегу океана добиралось к охотничьим угодьям у озера Умбагог, где они обычно охотились. Они попросили де Пейрака взять их под свое покровительство на время пути, опасаясь встречи с их исконными врагами, жестокими ирокезами, которые в летнюю пору часто нападали на них.
Наконец Анжелика дождалась мэтра Жонаса, он подошел к ней, держа под уздцы лошадь. Остановился и, сняв шляпу, тщательно вытер ее изнутри, потом промокнул платком свой влажный от пота лоб и протер очки.
– Уф! Ну и подъем! И подумать только, что за день приходится преодолевать до двадцати таких…
– Должно быть, вашей жене очень нелегко…
– Я попросил одного молодого человека помочь ей при подъеме. Ведь достаточно неверного шага, и пропадет моя бедная женушка. А вот и они!
Улыбаясь, к ним подходила госпожа Жонас. Молодой бретонец Жан Ле Куеннек, весьма услужливый малый, вел ее лошадь. Госпожа Жонас была вся пунцовая, но бодрости не теряла. Эта немолодая, но сильная женщина оказалась выносливой всадницей.
– Не всю же жизнь мне было сиднем сидеть в своей лавке! – пошутила она. Она когда-то рассказывала Анжелике, что родилась в семье богатого крестьянина и юность провела в деревне.
– Вы не видели Кантора? – с тревогой в голосе спросила Анжелика.
– Как же, видела… Он помогает Эльвире, она ведь не бог весть какая наездница… Бедная девочка! Я все думаю, и как это она решилась с двумя маленькими детьми пуститься в такой путь… Ей надо было остаться в Голдсборо. Хотя, с другой стороны, мы ее единственная родня. Куда она без нас денется!
В это время из ложбины появился Кантор, и Анжелику захлестнула волна материнской гордости при виде этого статного юноши, так уверенно ведущего лошадь, на которой с трудом держалась, прижимая к себе ребенка, молодая женщина. У Эльвиры был измученный вид, больше всего во время подъема ее пугал шум падающей воды. Теперь она сможет продолжать свой путь без посторонней помощи. Мило улыбнувшись, она поблагодарила Кантора и тут же встревожилась, не увидев своего старшего сына, восьмилетнего Бартеломи. Но Анжелика ее успокоила. Бартеломи ушел вперед с Флоримоном, тот взял на себя заботу о нем, и мальчуган не отходил от своего старшего товарища ни на шаг. Гугеноты двинулись дальше, Кантор, покачивая головой, смотрел им вслед.
– Если б я случайно не оказался рядом, даже не представляю, что бы делала эта бедняжка, – произнес он с жалостью и легким презрением. – Брать женщин и детей в такой переход, по-моему, безумие. К вам, матушка, это, конечно, не относится… Вы – жена моего отца, и вполне естественно, что вы едете с нами… Но признайтесь, пробираться нехожеными тропами – это не на балу в Версале танцевать…
– Признаюсь, признаюсь, дорогой! – ответила Анжелика, пряча улыбку. – Я восхищаюсь твоей выносливостью, мой мальчик, ты идешь пешком с таким грузом.
– Да что там! Дело привычное. Мы не из неженок.
– Ко разве ты не страдаешь от этой невыносимой жары? Он распрямил плечи, желая показать, что трудности пути ему нипочем. Но Анжелика знала, что это совсем не так. Даже самые крепкие и закаленные люди жаловались на слишком долгие переходы. Она заметила, что Кантор похудел и темные тени легли вокруг его ясных, зеленых, как у матери, глаз. И она снова подумала, зачем только Жоффрей заставил их проделать этот почти непосильный для человека путь? Хотел ли он их испытать, узнать, на что каждый из них способен? Или ему надо было проверить, не явятся ли жена и дети помехой его планам? Или же какие-то особые, пока не известные ей причины заставляют его так спешить к цели?
– А как вы себя чувствуете, матушка? Ваша лошадь по-прежнему артачится? – спросил Кантор, через силу улыбаясь потрескавшимися губами.
Кантор был сильный, хорошо развитый юноша, но его розовые щеки даже сейчас, когда их покрывала пыль, были подетски нежными. И, глядя на это свежее безбородое лицо, Анжелика словно видела перед собой того маленького, толстощекого пажа, который когда-то пел перед королевой в Версале. И ей безумно захотелось притянуть его к себе, погладить по кудрявой голове и ласково улыбнуться своему воскресшему, чудом оставшемуся в живых сыну, который стоял сейчас рядом с ней.
Но она не решилась это сделать, юноша был сдержан в своих чувствах, и после стольких лет разлуки она не знала, что было у него на сердце. Она терпеливо ждала того дня, когда они доберутся до места, над головой у них будет крыша, и они заживут наконец все вместе – она, ее муж и ее дети, – и она заново научится понимать их.
А пока ей казалось, что путешествие еще больше отдалило их от нее. У каждого были свои трудности, и каждый старался сам преодолевать их, чтобы не быть в тягость другим. Она ответила Кантору, что у нее все идет как нельзя лучше. Волли, похоже, начинает смиряться и теперь уже слушается ее.
– Вам, конечно, пришлось с ней нелегко. Мы с Флоримоном сразу поняли, какая это капризная лошадь, и очень волновались, удастся ли вам с ней справиться. Мы все время боялись, что она сбросит вас в бурлящий поток или что вы не сумеете удержать ее на крутом склоне.
– Ну и как, дети мои, удалось мне с ней справиться? Как вы считаете?
– Да, конечно, – ответил Кантор, стараясь придать своему голосу оттенок снисходительности, но за ней явно скрывалось удивление. – Вы прекрасная наездница…
– Вот ты меня и подбодрил, спасибо тебе. Теперь мне легче будет ехать дальше. А то сегодня утром я совсем раскисла. Стоит такая жара…
– Хотите попить? – радушно предложил он. – Вода еще прохладная, я набрал ее у водопада.
– Нет, спасибо, а вот Онорине, пожалуй, дай немножко.
– Не стоит ее будить, – поспешно ответил Кантор и тут же опустил протянутую флягу. Он закрыл ее и снова пристегнул к поясу. – Ну, я пойду. За этой рощицей, наверно, опять начнемся крутой каменистый спуск, надо будет помочь Эльвире, одна она там пропадет.
Широко шагая, он пошел вперед. Анжелика тоже выехала на тропинку. Провожая глазами сына, она думала о том, как он красив, как мил и как предупредителен к ней… Но с некоторых пор она поняла, что он не любит Онорину.
Она вздохнула и грустно опустила голову. Хватит ли у нее когда-нибудь мужества заговорить об Онорине со своими сыновьями? И что она им скажет? Вполне естественно, если ее взрослые дети захотят побольше узнать о своей сводной сестре, которую мать привезла им из Старого Света. Они, конечно, не могут не задумываться над тем, кто отец этой девочки. Как восприняли они эту ошеломляющую новость? Как отнеслись к поведению отца, который простил ее и принял ребенка? Онорина была как бы воплощением всего, о чем хотелось забыть: жестокого прошлого, разлуки… «Может быть, лучше было оставить ее на Голдсборо? Девочке там неплохо бы жилось. Нет, я не могла этого сделать! Она умерла бы вдали от меня, моя бедная, ни в чем не повинная крошка, – подумала Анжелика, бросив через плечо взгляд на круглую головенку, доверчиво прижавшуюся к ней. – И разве я смогла бы забыть ее и жить в свое удовольствие, убрав девочку подальше с глаз? Бедняжка моя, насилие и ужас породили тебя… Нет, я не могла тебя бросить!»
