Кэролайн Линден - Лишь в твоих объятиях
Когда он подъехал ближе, из дома кто-то вышел. Этот человек прикрыл ладонью глаза, и какое-то время наблюдал за Алеком, потом спустился на дорожку, посыпанную гравием, и пошел навстречу. Полы его плаща развевались от быстрой ходьбы. Когда они поравнялись, Алек остановил лошадь и заглянул в пытливые, настороженные глаза своего кузена Джона.
Какое-то время они молча разглядывали друг друга. Джон стал выше и крепче, его светлые волосы были коротко пострижены, лицо от длительного пребывания на солнце приобрело красноватый оттенок. Одет он был как все живущие в деревне сквайры и производил впечатление трудолюбивого землевладельца. «У него честное лицо», подумал Алек, хотя и данный момент оно выражало только откровенное удивление.
Алек? Александр Хейз? — медленно, с трудом выговорил Джон. — Это, в самом деле, вы?
Отрицать было бессмысленно, и отступать некуда. Он спрыгнул с седла.
— Рад видеть вас, Джон.
Светло-зеленые глаза Джона скользили по нему вверх-вниз.
— Боже мой, — тихо произнес он. — Вы, это действительно вы.
Рука Алека сжала поводья. — Да.
— Боже мой, — снова пробормотал Джон. Пауза затянулась. Алек кашлянул.
— Моя мать знает?..
Кузен покачнулся, он все еще пребывал в совершенно ошеломленном состоянии.
— Да. Несколько дней назад мы получили письмо от Джеймса Питербери, а на следующий день и ваше. Это было потрясение, счастье, большая радость. Ваша мать ждет, не дождется момента встречи с вами. Вам надо немедленно пойти к ней. — Он протянул руку Алеку, и когда тот пожал ее, притянул его и неловко обнял. — Добро пожаловать домой, кузен, — сказал он приглушенным голосом.
Чуть помедлив, Алек ответил на объятие, потом отступил, собрал в руку поводья. И они направились к дому.
Встреча оказалась куда сердечнее, чем он ожидал. Он не видел Джона больше десяти лет, и они никогда не были друзьями.
— Я вижу, вы хорошо управлялись здесь, — заметил Алек, не зная, что сказать, в то время как Джон с любопытством поглядывал на него, как на какую-нибудь диковину из циркового балагана. Алек понимал, что теперь должен привыкать к такому вниманию.
Какое-то время они шли молча. Затем Джон грустно улыбнулся.
— Фредди пригласил меня на Рождество и вскоре заболел… — Он поджал губы и уставился себе под ноги. — Мне очень жаль.
Алек кивнул. Фредди, сказал Джон. Джон явно был в более близких отношениях с его братом, чем сам Алек, если не считать последних лет.
— Спасибо вам, — пробормотал он. — Я рад, что он был не один и, ему не пришлось тратить силы на ведение дел.
— Да, на это он совсем не тратил сил, — торопливо подтвердил кузен. И ногой отбросил с дорожки камень, покатившийся по аккуратно подстриженной лужайке. — Я с удовольствием передам вам все бухгалтерские книги, как только они вам понадобятся. Я веду их точно так же, как это делал ваш отец. Фредди никогда ничего не менял, и я… Ну, я считал, что он вскоре выздоровеет и будет недоволен, если я что-нибудь изменю в ведении бухгалтерии.
Но Фредерик никогда никого не ругал, они оба знали это. Он только мог нахмуриться и поджать губы, а потом спокойно переделать все так, как считал нужным. Алеку стало больно оттого, что он больше никогда не увидит брата.
— Я уверен, что все дела в полном порядке.
— Я старался и делал все так, как это было заведено вашим отцом…
Но тут Алек прервал его:
— Ведь вы думали, что со временем все станет вашим…
— Нет-нет. — Джон выставил руку и попытался улыбнуться, но улыбка получилась натянутой. — Я, конечно, думал об этом, не стану отрицать. Но меня гораздо больше радует тот факт, что вы живы. Ваша мать очень тяжело пережила потерю Фредерика.
Алек взглянул в сторону дома и увидел идущую ему навстречу мать, опирающуюся на руку его сестры Джулии. Рядом шла невестка Марианна, которая держала за руку одного ребенка, в то время как другой цеплялся за ее черную юбку. Внезапно он почувствовал, что задыхается. Возникло ощущение, что он окружен. Ему безумно захотелось вскочить на лошадь и умчаться прочь. Он боялся увидеть их лица.
Фредерик умер. А Алек просто исчез, заставив их думать, что он мертв, потому что это было ему на руку. Так что для них он «умер от ран на поле боя близ Ватерлоо».
— Идите. — Джон кивнул в сторону родственников. — Они жаждут видеть вас.
По мере того как они приближались, у Алека была возможность обратить внимание на некоторые детали. Детишки Марианны явно стеснялись его и прятали свои личики. Марианна, даже в одеянии вдовы, выглядела куда более красивой и милой, чем раньше. Взглянув на него, она чуть не заплакала. Ее пальцы, сжимавшие руку ребенка, даже побелели. Джулия смотрела на него почти враждебно, ее глаза блестели, подбородок был, воинственно вздернут. Она казалась выше и тоньше, чем раньше. Но его мать…
— Мама, — мягко сказал он, останавливаясь перед ней на расстоянии вытянутой руки, — мне тебя так не хватало.
Она протянула руку, чтобы коснуться его рукава. Она стала как-то меньше, ссутулилась, появилось много морщин. Она потрясенно смотрела на него своими синими глазами — такими же, какие он видел каждое утро в своем зеркале. Странно, как он мог забыть, что у него мамины глаза.
— Александр, — прошептала она. — Ты вернулся. — Она выпустила Джулию и, сделав два шажка навстречу ему, практически повисла, обессилевшая, на его протянутых руках. Когда она вцепилась в ткань его куртки, ее руки дрожали. — Ах, Александр, — произнесла она снова, и из ее глаз полились слезы. — Мой сын.
Когда мать прижалась щекой к его груди и зарыдала, Алека охватило отчаянье. Ему стало безумно стыдно. Не имело значения, что он не был виновен в предательстве, ведь в его семье не могли этого знать. И если они верили в него, значит, поверили бы в любом случае без всяких доказательств. Негодование, унижение и даже страх — все эти чувства разом нахлынули на него и окончательно выбили из колеи.
— Мама, — произнес он шепотом. — Прости. Мне так жаль.
Она подняла голову, чтобы взглянуть на него.
— Никогда, — сквозь слезы сказала она, — слышишь, никогда не извиняйся. Как бы мне ни было горько, радость твоего возвращения пересиливает все. Я думала, что потеряла обоих сыновей, но теперь один из них вернулся. Мне все равно, как и почему, главное, что ты жив, здоров и, наконец, дома.
— Что вы должны были подумать, — начал он, но она остановила его, коснувшись его щеки.
— Не сейчас, — мягко сказала она. — Сегодня у нас праздник.
От ее слов ему стало еще хуже. Если бы она спросила, действительно ли он продавал секреты французам… Где был последние пять лет и что делал?.. Если бы она попыталась выяснить, почему он за все это время не дал ей знать, что жив… Она была вправе задавать ему любые вопросы, и то, что она ни о чем не спросила, а просто обняла его, как делала это всегда, когда он был ребенком, разрывало ему сердце. Лучше бы он оставался тайным агентом, одиноким и свободным от обязательств, не претендующим на какие бы то ни было добродетели. Он осторожно обнял мать, она прильнула к нему и уже не сдерживала слез.
