Барбара Картленд - Грезы наяву
— У вас останется Эрос, а он лучше, чем все остальные вместе взятые!
— Что верно, то верно. Помню, когда капитан Уолфорд привез его вам на день рождения, я сразу догадался, что другим до него будет далеко.
— Пожалуйста, Джонсон, оседлайте его мне, пока я пойду переоденусь, — распорядилась Мелита.
— Собираетесь прогуляться, мисс?
— Я об этом мечтаю весь день, — ответила девушка. — Наверно, все сочли бы неприличным, если бы я поехала кататься до похорон, но папа бы меня понял, я знаю.
— Это точно! — согласился Джонсон. — Капитан всегда говорил: «Все хорошее и даже плохое можно сделать лучше, если подумать об этом, сидя верхом на коне».
Мелита улыбнулась сквозь слезы.
— Я так и слышу, как папа это говорит. Вот я сяду в седло, поскачу и подумаю. Но благодаря вам, Джонсон, мне стало гораздо легче, потому что вы разрешили мою проблему. Я боялась, что ста фунтов вам покажется недостаточно.
— Обойдемся, — стоически заявил Джонсон.
Взяв дамское седло Мелиты, он направился к Эросу, а она побежала переодеваться.
Десять минут спустя, проезжая по раскинувшемуся за их домом полю, Мелита чувствовала, как лежавшая весь день у нее на душе тяжелым бременем тоска постепенно отпускает ее.
Ее угнетало не только горе от потери обожаемых родителей, но и необходимость расстаться с Эросом. Он так много для нее значил, что будущее без него казалось невозможным. Зная, что девочка очень любит лошадей и к тому же нуждается в занятиях и развлечениях, отец подарил ей Эроса на день рождения пять лет назад.
Семья находилась в это время в затруднительных обстоятельствах, так как лошади, которых готовил к скачкам капитан Уолфорд, не оправдали его ожиданий.
Да еще к тому же, несмотря на просьбы жены не рисковать понапрасну деньгами, он потерял значительную сумму, ставя на лошадей, которые либо не одолели препятствий, либо их обошли уже у самого финиша.
И вот именно тогда на ярмарке капитан Уолфорд увидел жеребенка, которого отдавали всего за несколько фунтов. Человек, по случаю купивший его, просто хотел от него избавиться, а капитан усмотрел в жеребенке большие возможности.
Он купил его, привез домой и подарил Мелите. И с того самого момента ее восторгу и счастью не было границ.
Она не только приучила Эроса идти на зов, но и проделывать по ее команде всевозможные трюки.
Когда она напевала, жеребец вальсировал на задних ногах, наклонял голову, когда девушка приказывала ему сказать «да», и тряс головой, если Мелита говорила «нет».
Со временем она обучала его все новым фокусам, пока отец не сказал ей, смеясь:
— В нем больше человеческого, чем в некоторых людях, и, уж конечно, гораздо больше ума!
Мысль о необходимости продать любимца терзала Мелиту со дня смерти родителей.
Она знала, как у них было мало денег, и опасалась, что после уплаты долгов вообще ничего не останется.
К счастью, небольшая сумма, положенная ее дедом в банк на имя ее матери, возросла настолько, что стала приносить почти пятьдесят фунтов дохода в год, почти столько же, сколько получал ее отец в виде процентов с капитала, которым он не имел права распоряжаться.
Теперь все это принадлежало ей, и, хотя денег было совсем немного, они, по крайней мере, позволили ей сохранить Эроса.
В этот вечер, ложась спать в маленькой спальне, своей бывшей детской, Мелита благодарила Бога, позволившего ей сохранить ее друга, и молилась о том, чтобы ей не пришлось задержаться надолго в Сэрл-Парке.
«Если я их не буду устраивать, — рассуждала она сама с собой, — они скоро откажутся от моих услуг. И тогда, быть может, тетя Кэтрин не захочет больше со мной возиться и позволит мне остаться дома».
Мелита понимала, однако, что слишком на это рассчитывать не приходится.
Хотя тетя Кэтрин и не имела желания держать при себе племянницу-сироту, она придавала большое значение родственным связям.
Мелита помнила, как ее мать часто смеялась над беспокойством своей родни по поводу того, «что скажут люди».
— Родственники страшно злились на меня, когда я убежала с твоим отцом, — сказала она как-то Мелите, — больше всего опасаясь, что скажут об этом люди. Если бы он был богат и знатен, они бы закрыли на все глаза. Но так как он не имел средств и вынужден был уйти из полка, они не могли мне этого простить.
— А чего они опасались? И о каких людях ты говоришь? — спросила Мелита.
— Люди из их близкого окружения, их друзья и знакомые, — объяснила мать. — Когда ты вырастешь, Мелита, ты увидишь, что общество оградило себя цепью неписаных законов и правил. Многие из них лишены всякого смысла, но они существуют, и их придерживаются.
— Какие правила?
Мать взглянула на отца, с усмешкой прислушивавшегося к их разговору, и он сказал:
— Прежде всего одиннадцатая заповедь.
— О чем она? — спросила Мелита.
— Грешить греши, но не попадайся!
— Гарри, как ты можешь говорить такое при ребенке! — воскликнула мать.
— Если она не узнает этого от меня, — возразил отец, — ей придется постичь это самой. — Тайным прегрешениям, Мелита, в обществе не придают значения, — продолжал он. — Их осуждают, когда они становятся явными, и клеймят, когда они попадают в газеты!
Мелита была слишком мала тогда, чтобы понять, о чем идет речь, но позже, когда она стала старше, смысл отцовских слов дошел до нее.
Она узнала — не от родителей, а от их друзей, — что семейные люди могли вступать в любовные связи, но на это смотрели сквозь пальцы до тех пор, пока любовники вели себя благоразумно и не выставляли свои отношения напоказ.
Романы принца Уэльского[1] служили бесконечным источником сплетен. Мелита видела его однажды на скачках, куда взял ее отец. Принц показался ей очень внушительным, хотя и не особенно красивым.
Его окружала толпа роскошных красавиц, и по дороге домой Мелита наивно спросила отца, была ли с ним принцесса Александра.
— Нет, конечно. Зачем ему супруга, когда с ним соблазнительная леди Брук, — отвечал он, не подумав.
— А почему? — спросила Мелита.
Ответа не последовало, и только год спустя, когда в свете заговорили о страстном увлечении принца, Мелита поняла, в чем суть. Однако, поскольку законная супруга его высочества и лорд Брук, казалось, ничего не имели против, какое кому до этого было дело?
Мелите все это казалось странным и совсем непохожим на поведение ее родителей.
Они были так счастливы вместе, что стоило только увидеть радостное выражение лица ее матери, когда отец возвращался домой, и услышать, как он нежно здоровается с ней, чтобы понять, что для них никого в мире больше не существовало.
