Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13" (СИ) - Голон Серж

«Филипп», – неожиданно всплыло в ее памяти имя кузена, словно для того чтобы усугубить ее грусть.

Но дю Плесси, как всегда, жили в Париже. Маркиз, хотя и был одно время ревностным приверженцем принца Конде, теперь вновь сумел снискать милость королевы и кардинала Мазарини, а сам Конде, победитель в битве при Рокура, один из самых славных полководцев Франции, покрыл себя позором, служа испанскому королю во Фландрии. Анжелике вдруг пришло в голову: уж не сыграло ли какую-то роль в судьбе принца Конде исчезновение ларца с ядом? Во всяком случае, ни кардинал Мазарини, ни король, ни его младший брат не были отравлены. К тому же ходил слух, будто мессир Фуке, некогда возглавивший заговор против короля, совсем недавно был назначен суперинтендантом финансов.

Забавно было думать, что необразованная девочка из глухого угла провинции, далекого от столицы, возможно, изменила ход Историй. Интересно, а ларец все еще там, в тайнике? Надо будет проверить. А что сделали с пажом, на которого она свалила вину? Впрочем, какое это имеет значение?

Анжелика услышала топот – это приближался Никола на своем муле. Она пустилась вскачь и через мгновение была перед домом Молина.

После обеда Молин провел Анжелику в свой маленький кабинет, тот самый, где некогда беседовал с ее отцом. Ведь именно здесь было положено начало торговле мулами. И Анжелика вдруг вспомнила, как на ее вопрос практичной девочки: «Но что я получу за это?» – Молин ответил: «Вы получите мужа».

Может быть, он уже тогда подумывал о ее браке с этим странным графом Тулузским? Что ж, вполне возможно, ведь Молин – человек дальновидный и в его голове всегда теснилась тысяча прожектов. А в общем, нельзя сказать, что эконом маркиза дю Плесси так уж неприятен ей. А что он ловчит, так это потому, что он человек подначальный. Подначальный, который знает, что он умнее своих хозяев.

Для семьи бедного дворянина, живущего по соседству, Молин был просто добрым гением, но Анжелика понимала, что в основе всех щедрот и помощи эконома лежали его личные интересы. Но это как раз устраивало ее, потому что в таком случае она могла не считать себя обязанной ему, была освобождена от унизительного чувства благодарности. И в то же время ее удивляло, почему этот расчетливый простолюдин-гугенот внушает ей искреннюю симпатию.

«Наверно потому, что он затевает какое-то совсем новое и, похоже, серьезное дело», – решила она вдруг.

Но все же она не могла примириться с тем, что, стремясь к своей цели, он ставит ее на одну доску с мулом или слитком свинца.

– Господин Молин, – сразу начала она, – отец настаивает на моем браке с неким графом де Пейраком, и я знаю, что это дело ваших рук. А поскольку в последние годы вы имеете на отца огромное влияние, я ничуть не сомневаюсь, что и вы придаете этому браку немаловажное значение, Иными словами, что я призвана сыграть какую-то роль в ваших коммерческих махинациях. Так вот, мне бы хотелось знать какую именно?

Тонкие губы ее собеседника растянулись в холодной улыбке.

– Благодарю небо за то, что я вижу вас именно такой, какой вы обещали стать в те давние времена, когда в наших краях вас называли маленькой феей болот. Ведь я и в самом деле посулил его сиятельству графу де Пейраку красивую и умную жену.

– Вы дали опрометчивое обещание. Я могла стать глупой уродкой, это повредило бы вашей карьере сводника!

– Я никогда не обещаю того, в чем не уверен. Я поддерживаю связь с Пуатье и получаю оттуда сведения о вас. Кроме того, я и сам видел вас в прошлом году во время религиозной процессии.

– Так вы наблюдали за мной, – в бешенстве крикнула Анжелика, – словно за дыней, которая зреет под стеклянным колпаком!

Но этот образ ей самой показался столь забавным, что она прыснула и гнев ее остыл. Честно говоря, она предпочитала знать всю подноготную, чтобы не попасться в западню, как наивная дурочка.

– Если бы я пожелал говорить с вами, как принято в вашем кругу – серьезно сказал Молин, – я мог бы прибегнуть к обычным отговоркам: юной, совсем еще юной девушке нет нужды знать, чем руководствовались родители, выбирая ей мужа. Добыча же свинца и серебра, торговля и таможенные пошлины вообще дело не женского ума, и тем более не дело знатных дам… А разведение скота – и того меньше. Но мне кажется, я знаю вас, Анжелика, и с вами я хочу говорить начистоту.

Ее ничуть не шокировал его фамильярный тон.

– Почему вы считаете возможным говорить со мной иначе, чем с моим отцом?

– Это трудно объяснить, мадемуазель. Я не философ и все свои знания приобрел в практической работе. Простите мою откровенность, но я вот что вам скажу: люди вашего круга никогда не поймут, что меня в моей деятельности вдохновляет жажда труда.

– Но крестьяне, по-моему, трудятся еще больше, чем вы.

– Они тянут лямку, а это совсем не то же самое. Они тупы, невежественны, не понимают, в чем их выгода, как, впрочем, не понимают этого и знатные сеньоры, которые ничего не создают. Ведь знать не приносит никакой пользы и умеет только одно: вести опустошительные войны. Ваш отец начал что-то делать, но и он, извините меня, мадемуазель, никогда не поймет, что такое труд!

– Вы думаете, он не добьется успеха? – с беспокойством спросила Анжелика.

– А мне казалось, что его дела идут неплохо, и доказательство тому – ваш интерес к ним.

– Это было бы особенно веским доказательством, если бы мы продавали по несколько тысяч мулов в год, а главное, если бы наше дело приносило значительную и все возрастающую прибыль: вот верный признак того, что дела идут неплохо.

– Ну а разве мы не добьемся этого рано или поздно?

– Нет, потому что разведение мулов, пусть даже поставленное на широкую ногу, даже при наличии денежного резерва на случай непредвиденных трудностей вроде эпидемий или войн, остается всего-навсего разведением мулов. А это, как и землепашество, дело довольно долгое и не очень прибыльное. Кстати, ни земля, ни скот никогда никого не обогащали по-настоящему: вспомните хотя бы, какие огромные стада были у библейских пастырей, и как бедно они жили.

– Но если вы так в этом убеждены, то я не понимаю, господин Молин, как вы, человек столь осмотрительный, могли затеять дело, по вашим же словам, долгое и не очень прибыльное.

– Вот здесь-то, мадемуазель, мессиру барону, вашему отцу, и мне нужна ваша помощь.

– Не могу же я заставить ваших ослиц давать приплод в два раза чаще!

– Но вы можете нам помочь в два раза увеличить доходы от них.

– Ума не приложу, каким образом.

– Сейчас вы все поймете. В любом деле, чтобы оно было прибыльным, необходим быстрый оборот капитала, а так как мы не в силах изменить божьи законы, то нам остается воспользоваться человеческим недомыслием. Мулы служат нам лишь ширмой. С их помощью мы покрываем текущие расходы, получаем возможность поддерживать наилучшие отношения с военным интендантством, которому поставляем кожу и рабочий скот. Но главное, караваны мулов свободно перевозят по дорогам большое количество груза, и мы не платим при этом ни дорожных, ни таможенных пошлин. И вот, пользуясь этими льготами, мы с караваном мулов отправляем свинец и серебро в Англию. А обратно мулы привозят мешки якобы черного шлака – его называют «флюсом», – необходимого для рудничных работ, но на самом деле это не что иное, как золото и серебро, переправленные нам через Лондон из воюющей с нами Испании.

– Ничего не понимаю, господин Молин. Зачем же отправлять серебро в Лондон, если потом его привозят обратно?

– Но я привожу его в два, а то и в три раза больше. Что же касается золота, то у графа Жоффрея де Пейрака в Лангедоке есть золотой прииск. А когда ему будет принадлежать и рудник Аржантьер, обменные операции, которые я произвожу для него с этими двумя благородными металлами, уже не вызовут никаких подозрений, потому что официально будет считаться, что и серебро и золото добыты на его рудниках. Вот в этом-то и состоит наше настоящее дело. Видите ли, количество золота и серебра, которое можно добыть во Франции, в общем-то, довольно ничтожно, а мы, не нанося ущерба ни фиску, ни налоговому управлению, ни таможне, имеем возможность ввезти много золота и серебра из Испании. Слитки, которые я сдаю менялам, не обладают даром речи. Они никому не поведают о том, что родом не из Аржантьера или Лангедока, а из Испании и прибыли к нам через Лондон. Таким образом, государственная казна получает свою долю, а мы, прикрываясь работами на рудниках, можем ввозить большое количество драгоценных металлов и при этом не тратиться на рабочую силу и таможенную пошлину, не разоряться на более совершенное оборудование, ведь никто не в состоянии проверить, сколько серебра и золота мы добываем, а следовательно, все вынуждены верить нам на слово…