Ольга Михайлова - Гамлет шестого акта
— В злословии, как в краже, виноватым считается потерпевший, я просто забыл об этом, — злобно отчеканил он. — Трудно отмыться, особенно, если последним узнаёшь, что облит… Но я забыл и ещё кое-что. Не суть важно, что болтают у вас за спиной, если все умолкают, стоит вам только обернуться. — Он подложил себе на тарелку пару кусков жареной косули и с остервением вонзил в один из них зубы.
Граф бросил на племянника загадочный взгляд, но ничего не сказал. Друзья мистера Стэнтона не нравились ему. Сам же Стэнтон смотрел на брата с неожиданным испугом. Сейчас тот был подлинно страшен, в нём проступила величавая мощь, что-то царственное — и палачески безжалостное. Доран видел, что Коркоран рассчитывался за ночной инцидент и теперь не знал, что и думать, окончательно потеряв себя в неясностях и сумбуре отношений, слов, понятий. В Коркоране снова проступила истина — величественно и победительно. Но почему он ночью был столь потерян и убит? Почему вдруг сломался, как хрупкий тростник, надломленный ветром? Ответов не было…
Между тем добродушное послушание мистера Коркорана доводам разума в случае с мистером Нортоном, изысканная красота и образование племянника, его музыкальная и театральная одаренность давно покорили сердце мистера Лайонелла. Восторги и похвалы мистеру Кристиану расточали все слуги милорда, и не стоило удивляться, что лакеи, видя в нём будущего хозяина, то и дело вежливо роняли: «прошу вас, милорд», «да, милорд»… — чем почти до нервной дрожи бесили мистера Стэнтона.
Клемент передал дружкам слова Коркорана, сказанные за столом. Те их никак не прокомментировали. В душе мистера Стэнтона поселились сомнения. Ему казалось вполне естественным предположение, что Коркоран получил деньги Чедвика ценой тех услуг, о которых говорили Чарльз и Гилберт, яростная же реакция Коркорана испугала его.
— Почему ты не вызвал Коркорана? — Клемент напрямую обратился к Кемпбеллу, внимательно вглядываясь в лицо приятеля.
Тот опустил глаза и пожал плечами.
— Он же сказал — разнервничался. Он невменяем и психопатичен… Что за смысл?
— Ну, смысл есть…
— Он на это и нарывался… Только пусть поищет другого дурака. Стрелять его учили Чедвик и Тилни, а те не промахивались. Дуэли отменены.
Мистер Стэнтон задумался. Да, в 1840 году дуэльный кодекс был упразднен. Но на месте Кемпбелла он послал бы вызов и стрелялся, игнорируя любые последствия. В том случае, если… если бы считал себя правым. Клемент не мог не сделать вывода о том, что либо его приятель трусоват, либо понимает, что оговорил Коркорана. Впрочем, не исключались и обе причины. Но это было не суть важно.
У Клемента Стэнтона были совсем другие заботы. Его сводила с ума Софи, явно влюбленная в Коркорана. Он нервничал и его нервозность спровоцировала ещё одну странность. Он только за два предыдущих дня разбил несколько бокалов, без конца срывался на Бэрил, и даже имел неосторожность нагрубить дяде. При этом перед обедом того же дня, он, нервничая, раскрыл коробку с сигарами. Но ошибся. Это был всё тот же музыкальный сундучок — шкатулка георгианских времен, что продолжала стоять сломанной на комоде. Вдруг оттуда снова раздалась мелодия.
«Поспеши ко мне, смерть, поспеши
И в дубовом гробу успокой,
Свет в глазах потуши, потуши, —
Я обманут красавицей злой.
Положите на гроб не цветы,
А камни.
Только ты, о смерть,
только ты
мила мне…»
Мистер Доран развёл руками. Искушение, право слово! Он после того раза, как шкатулку неловко сдвинул мистер Нортон, разобрал её едва ли не по винтику — и ничего. И вот — снова. Коркоран, слышавший эти звуки впервые, мрачно спросил, что тут удивительного? Это песенка шута Фесте из «Двенадцатой ночи». Милорд Хеммонд объяснил ему все обстоятельства, но большого недоумения в Кристиане не вызвал. Механизм неисправен, только и всего. А что она пела в прошлый раз? То же самое, осведомил его дядя, но со второго куплета. Ну, понятно, должно быть, заело пружину.
Сразу после завтрака Доран протянул Коркорану записку мистера Нортона, но тот окинул его непонимающим взором. Отец Патрик передал ему слова его сиятельства. Коркоран пожал плечами и предложил сжечь её.
— Или вы предлагаете мне гербаризировать её?
Доран молча бросил записку в камин. Он опять ничего не понимал, несмотря на ночь объяснений.
До конца этого дня мистер Коркоран не то чтобы избегал мистера Дорана, просто уединился в своем подвале. Доран чувствовал себя странно потерянным, и под вечер, сам не понимая зачем, всё же зашёл в его «келью». Коркоран сушил хвощ и перегонял что-то весьма благовонное. Заметив священника, прервался и, запрокинув голову, свысока посмотрел на него. Он был, кажется, подлинно обозлен и обижен, выглядел по-прежнему больным.
— Если вы пришли сюда с новыми подозрениями, не являюсь ли я царицей Вифинской, можете сразу и уйти. Никаких объяснений вы от меня не получите, — раздражённо бросил он, швыряя в ведро, стоящее у входа, ни в чём не повинный побег молодого хвоща.
— У вас больное лицо, Кристиан…
— Отчасти благодаря вам, Патрик, благодаря вам… — Коркоран вздохнул, опустив глаза с тяжёлыми веками, — воистину, «поношение сокрушило сердце моё…», — он тяжело вздохнул, — но это не упрёк. — Он усмехнулся, — ладно. Я не сержусь и готов считать ваши ночные обвинения зараженностью либерализмом эпохи, отрыжкой лейбористских бредней, случайным заблуждением мятущегося духа, а не упорством в ереси. Принимаю ваши непринесённые мне извинения. Понять… значит простить, говорили вы? Да, это я понять ещё способен… Мы оба погорячились. Забудем обо всём.
Доран против воли улыбнулся. Он не хотел терять этого человека, понял он. Он хотел до конца разобраться в безднах этого духа. Сейчас его порадовало, что Коркоран так отходчив и незлобив, но отсутствие объяснений с его стороны тяготило.
Но кое-что тяготило и Коркорана.
— Значит, всё это время, ещё до нашей встречи — вы подозревали меня… — Глаза его были тёмны и страшны.
— Нет. — Отцу Дорану казалось, что он правдив, по крайней мере, ему не хотелось усугублять боль Коркорана. — Скорее, эти слова вспоминались по временам, тревожили. Мистер Кемпбелл не тот человек, любому слову которого веришь безоговорочно.
— И на том спасибо.
С того дня кое-что изменилось. Мистер Стэнтон, мистер Морган и мистер Кемпбелл стали неизменно уединяться во время обеда в малой гостиной и не принимали участия в общих трапезах. Доран не мог не заметить, что гости мистера Стэнтона теперь всячески стремились избегать прямых столкновений и встреч с Коркораном, если же они случайно происходили, — делали все, чтобы быть как можно незаметнее и не провоцировать мистера Коркорана на агрессию. А последнее было необходимо, ибо отношение мистера Коркорана к гостям брата изменилось разительно. Если раньше он едва замечал их, то теперь, стоило им где-нибудь столкнуться — глаза его вспыхивали сатанинской ненавистью.
