Нагиб Махфуз - Мудрость Хеопса
— Я буду повторять эти слова до конца своей жизни, о моя госпожа! Это самое важное, что я могу сказать.
Они подошли к мраморной лестнице, и Джедеф задал вопрос, который так его мучил:
— Что вы скажете мне на прощание?
— Я взываю к богам от вашего имени, о командующий, — улыбнулась принцесса. — Я молюсь владыке Пта, чтобы вы вернулись живым, одержали победу для нашей любимой родины.
Она спустилась по ступеням к лодке. Джедеф с печалью в сердце смотрел ей вслед, наблюдая, как судно медленно растворяется вдали.
Вместо того чтобы сразу же пройти вниз, принцесса задержалась на палубе, оттуда с загадочной улыбкой смотрела на прекрасного юношу. И он тоже не отрывал от нее взгляд, пока лодка не исчезла за излучиной.
Джедеф ощутил, как в его груди копится гнев вперемешку с возмущением, но он обладал чудесным качеством характера, не позволявшим сделаться жертвой эмоций, как бы сильно ни захлестывали они порой его чувствительную и ранимую душу. Брат Хени научил его хладнокровно воспринимать любые нелестные замечания в свой адрес, признавать ошибки, философски осмысливать происходящее и не поддаваться искушениям. Он смирился с насмешками принцессы и принял мудрое решение: раз она не нашла в своем сердце сострадания, значит не разделяет его пылкие чувства.
Да и с чего он взял, что она может любить его? Впрочем, Джедеф был рад, что признался в своем чувстве. Он сам любил, и не все ли равно, отвечает ли принцесса взаимностью храброму красивому воину? Ее следовало бы пожалеть за то, что она выйдет замуж за нелюбимого, выбранного ей в супруги отцом ли, братом — все равно. Ну и что ж с того, что его любовь безответна? Зато он богат, неизмеримо богаче, чем дочь фараона! Ведь у него есть душа, есть сердце, он любит — а у нее, если и есть сердце, то оно скорее похоже на камень… Но с палубы она все-таки смотрела на него не так, как прежде! Во взоре не осталось высокомерия, холодной надменности — в нем было сострадание…
И потом, принцесса выслушала его речь, а не оборвала на первом же слове!
Утешая себя этими мыслями, Джедеф отправился домой, чтобы попрощаться со своими родными.
В доме, где все его обожали, юноша старался быть радостным и веселым, не желая расстраивать своих любимых мрачным настроением. Все собрались за обеденным столом: Бишару, Зайя, Хени, Нафа и его жена Мана, а в центре сидел молодой командующий. Бишару рассказывал всем военные истории из собственной юности и смеялся над своей неловкостью, когда не попадал в цель, над чувством страха, когда приходилось отступать.
Словом, смотритель пирамиды как мог отвлекал и развлекал и сына, и жену, глаза которой то и дело наполнялись слезами.
— Тяготы войны в основном ложатся на плечи простых солдат, — вздохнул Бишару, отсмеявшись. — Жизнь старших офицеров не так опасна, они ведь планируют и обдумывают будущие сражения. Не находятся в гуще битвы…
Джедеф понял, к чему клонит отец.
— Не хочешь ли ты сказать, что проявил свою выдающуюся доблесть на войне с Нубией как младший офицер? Или ты тоже планировал сражения?
Старик гордо выпрямился в своем кресле:
— В те годы я был офицером отряда копьеметателей. Мои боевые заслуги стали одной из причин, по которой меня и назначили на должность смотрителя пирамиды фараона.
Джедеф слушал воспоминания отца рассеянно. Зайя, по-видимому, инстинктивно чувствовала печаль сына. На сердце у нее тоже было тяжко. Она почти ничего не ела, не сводя глаз со своего прекрасного мальчика.
Нафа хотел, чтобы вечер прощания с братом закончился повеселее, поэтому попросил свою жену Ману сыграть на кифаре и спеть песню: «Я был удачлив в любви и на войне». Голос Маны оказался прекрасным и играла она очень искусно, наполняя комнату чарующими звуками.
В это время в сердце Джедефа горел огонь, чье пламя совершенно не трогало никого из присутствовавших, кроме него самого.
Нафа с любовью взглянув на младшего брата, подсел к нему и прошептал на ухо:
— Слушай внимательно, о командующий. «Вчера ты был удачлив в любви, завтра ты будешь удачлив на войне».
— О чем ты? — смущенно спросил Джедеф.
Художник расплылся в улыбке.
— Думаешь, я забыл о портрете красивой девушки-крестьянки? Ах, какие же они красавицы, крестьянки с берега Нила! Все мечтают оказаться объятиях храброго офицера! А вдруг этим офицером был не кто иной, как наш Джедеф?
— Замолчи, Нафа.
Слова Нафы разволновали его, так же как и пение Маны; Джедефу захотелось остаться одному. Он бы исполнил свое желание, если бы не видел глаза матери. Она не сводила с него тревожного и проницательного взора. О, лишь бы не прочла мама тайную страницу его сердца, ибо то, что она прочтет, сильно ранит и опечалит ее. Джедеф обнял Зайю и улыбнулся ей, решив обмануть мать напускным весельем.
26
Командующий гвардией наследника престола Джедеф сидел в своей палатке в военном лагере, разбитом у стен Мемфиса, внимательно изучая карту Синайского полуострова, острым резцом впившегося в воды Красного моря. От столицы его отделяли пески Аравийской пустыни. Здесь и хозяйничали синайцы, не признававшие никаких законов, кроме закона силы. Что же, война объявлена, но примут ли вызов эти лжехрабрецы, коварно нападавшие под покровом ночи? Или придется брать их укрепления штурмом… Сеннефер вошел в палатку Джедефа и отсалютовал ему.
— Приехал посланник его царского высочества принца Хафры, — доложил он, — и хочет пройти к вам.
— Пригласи, — кивнул Джедеф.
Через минуту Сеннефер впустил в палатку посланника. На госте было просторное одеяние жреца, скрывавшее его фигуру от плеч до щиколоток. Лицо скрывал черный капюшон, виднелась лишь длинная густая борода. Джедеф с изумлением смотрел на вошедшего — он ожидал увидеть кого-то из тех, с кем обычно встречался во дворце наследного принца. Гость поклонился и сказал тихим голосом, который, несмотря на невнятность, почему-то показался юноше знакомым.
— Я прибыл по чрезвычайно важному делу. Прикажите закрыть дверь и запретите кому-либо входить сюда без вашего разрешения.
Джедеф выполнил приказ гостя. Он кликнул Сеннефера, приказал закрыть откидным полотнищем вход в палатку и никого не пускать, пока он будет говорить с прибывшим. Сеннефер выполнил указания командира, и в палатке стало темно — свет утра не проникал из-за плотного занавеса. Джедеф повернулся к посланнику.
— Какое у вас дело? — спросил он.
Убедившись, что они остались в палатке одни, гость откинул с головы капюшон. Роскошные черные волосы хлынули на плечи, затем незнакомец тонкой рукой сорвал с лица бороду, и глазам Джедефа предстала принцесса Мересанх! Он задохнулся в изумлении и воскликнул:
