Патриция Мэтьюз - Блаженство страсти
Постель показалась девушке влажной и жаркой. Может быть, открыть второе окно? Наверное, скоро утро, думала она, небо уже светлеет. Скорее всего солнце уже вставало, потому что на стеклах окна появился алый отблеск.
Но такого же просто не могло быть! Джессика быстро подошла к окну, отдернула занавеси. И изумленно вскрикнула. Вовсе не солнечный восход окрасил небо в алый цвет, а огромный пожар; языки пламени поднимались высоко над землей.
Внизу настойчиво звонил телефон. Девушка застыла в напряжении, до боли впившись пальцами в подоконник. Их телефон был одним из немногих в Тампе, и Джессику всегда охватывал страх, когда аппарат звонил. Она слышала, как открылась дверь в комнате родителей, и звонок смолк.
Она опять повернулась к окну. Кажется, горело где-то в Айбор-Сити, и, судя по всему, огонь быстро распространялся. Услышав шаги на лестнице, она поспешила к двери, потеряв от страха дар речи. Огонь всегда представлял собой огромную опасность. В последний раз, когда в городе был пожар, выгорели целые кварталы, прежде чем пламя смогли обуздать.
Дверь открылась, и появилась мать девушки, бледная, в одной ночной сорочке; она несла сумку Джессики с медицинскими принадлежностями.
– Звонили из Красного Креста, – сказала Анна Мэннинг, тяжело дыша. – В Айбор-Сити страшный пожар, много пострадавших. Ты нужна там, Джессика. Но прошу тебя, будь осторожна.
Жар от огня был очень силен, и Рамон намочил носовой платок в ведре с водой, которое нес, и приложил его к лицу, пытаясь защититься от невыносимого горячего дыхания пожара, сжигавшего легкие.
Огонь быстро перекидывался с фабрики на окружающие здания, среди которых были частные дома, и ночь наполнилась криками о помощи, стонами раненых и потерявших свои дома людей; но все заглушали рев и треск пламени.
Передавая полное ведро соседу по цепочке, Рамон заметил стройную женскую фигурку в светлом платке на голове. Женщина изо всех сил пыталась поднять тяжелую балку, один конец которой был охвачен пламенем.
Сначала Рамон удивился: зачем она это делает, а потом услышал плач и увидел, что под балкой, которую пытается поднять женщина, лежит маленький ребенок.
Рамон мигом оставил свое место в цепочке и бросился на помощь. Уже слегка развиднелось, и Рамон увидел, что ребенок – мальчик лет шести – лежит на спине среди обугленных обломков дерева. Толстая балка лежала поперек его бедер, прижимая ребенка к земле. Мальчик плакал, и эти звуки, исполненные боли и страха, еще больше усиливали, как показалось Рамону, ужас и страдание этой ночи.
– Ну-ка, – сказал он, коснувшись плеча молодой женщины, – дайте я вам помогу.
Она обратила к нему свое бледное лицо, испачканное сажей, и Рамон увидел, что она совсем еще девочка. Ее лицо показалось ему знакомым, но в эту минуту не было времени для размышлений и воспоминаний.
Оглядевшись, он нашел необгоревшую доску и подсунул ее под балку в качестве рычага. Молодая женщина следила за ним тревожными глазами. Рамон сказал:
– Я подниму ее, а вы тащите малыша.
Она кивнула, и Рамон поднатужился, пытаясь сдвинуть балку. Как только она слегка приподнялась, женщина наклонилась и как можно осторожнее вытащила маленькое тельце мальчика из-под гнета. Он вскрикнул, когда она потянула его, а потом крик перешел в жалобный непрерывный плач.
Как только мальчика высвободили, Рамон опустил бревно; он увидел, что женщина открывает черную санитарную сумку и достает оттуда пачку бинтов и пузырьки с лекарствами. Только тогда он догадался, что ее белый головной платок и платье – форма сестры милосердия из Красного Креста.
Опустившись на колени рядом с ней, чтобы рассмотреть, в каком состоянии находится мальчик, Рамон спросил, отводя со лба ребенка спутанные волосы:
– Как он?
Молодая женщина ответила, не глядя на Рамона, но продолжая свою работу:
– Думаю, что кости целы. Ножки поранены и в ушибах, и на шее ранка, но, судя по всему, это наружные повреждения. Хорошо, что он не пострадал от огня. Я перевяжу раны, а потом, если вы поможете мне отнести его во временный госпиталь...
– Конечно.
Он смотрел, как ее тонкие, гибкие пальцы ловко обрабатывают и перевязывают раны. Мальчик уже немного затих, успокоенный ее заботами, и только время от времени звал маму и бросал вокруг себя испуганные взгляды.
– Интересно, где его мать? – тихо спросила молодая женщина.
– Они могли потерять друг друга среди общего смятения. Может быть, сейчас она его ищет.
– Наверное, вы правы. Ну вот. Перевязка сделана. Возьмите его, пожалуйста.
Рамон поднял ребенка, оказавшегося на удивление легким, на руки и вместе с молодой женщиной направился к зданию, где расположился пункт первой помощи. И только уложив мальчика на одеяло, Рамон вспомнил, где он видел эту женщину. Когда они выходили на улицу, и свет поднимавшегося над горизонтом солнца ясно очертил ее лицо, Рамон понял, что это та самая хорошенькая гринга, которую он видел как-то рядом с Марией в ночь бала в отеле «Залив Тампа».
Конечно, теперь она выглядела совсем иначе: волосы были откинуты назад и спрятаны под платок, лицо побледнело и было выпачкано сажей; но все равно она оставалась привлекательной, а на бледном, усталом лице с высокими скулами большие зеленые глаза казались еще выразительнее.
Она, в свою очередь, тоже узнала его, и глаза ее широко распахнулись.
– О! – воскликнула она. – Я вас знаю, вы брат той молодой женщины, Марии, которая служит в отеле. Рамон Мендес!
Рамон кивнул:
– Да. А вы мисс Мэннинг. Это так?
– Да. Джессика Мэннинг.
Она обратила лицо к горящему зданию фабрики.
– Огонь, кажется, стихает. Я очень надеюсь, что пожар кончается. Это была ужасная ночь.
Рамон понимал, что не сводит с нее глаз, но ничего не мог с собой поделать. У нее был такой чистый профиль, такой нежный, что в нем проснулся инстинкт защитника, и ему стало не по себе. Девушка красива, но ведь она не для него – она не принадлежит к его народу, – и если он позволит себе ею увлечься, это не доведет до добра.
– Действительно ужасная ночь, – проговорил он довольно угрюмо, думая о Хулио и о вероятной причине пожара. Множество людей пострадало, некоторые погибли, уничтожено имущество и дома. Если в пожаре виноват Хулио, не ляжет ли часть вины на их клуб, на самого Рамона?
Пока они стояли у входа в медпункт, где-то неподалеку раздался тревожный крик, и обезумевшая лошадь, сорвавшаяся с привязи, появилась позади цепочки людей с ведрами. Глаза у животного были дикими, копыта гулко стучали по булыжной мостовой.
Прежде чем Рамон и Джессика успели сообразить, лошадь бросилась в их сторону. Рамон быстро стал перед девушкой, закрывая ее собой, когда лошадь помчалась прямо на них и сбила обоих с ног. Рамон почувствовал, как копыто со страшной силой ударило его по ноге, а Джессика вскрикнула и вдруг замолкла.
