Елена Арсеньева - Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного
Лаис криво усмехнулась. Единственным человеком, о котором мог заботиться Мавсаний, был его драгоценный господин, Артемидор Ксантос Главк, а о Лаис его раб пекся лишь потому, что она представляла собой угрозу покою Артемидора. Можно не сомневаться, что Мавсаний в лепешку разобьется, только бы помочь Лаис убраться как можно дальше от Коринфа, чтобы никто не заподозрил, будто Артемидор имеет хоть какое-то отношение — и очень немалое! — к ее бегству!
Береговая линия близ Мегары была изрезана бухтами, однако все они были достаточно скалистыми, кроме Нисеи, имевшей пологое дно, удобное для пристани. Сюда и подходили рыбачьи лодки.
Когда подруги спустились к морю, от лодок к ним бросились полуголые мальчишки — сыновья или младшие братья рыбаков, пришедших с уловом. Мальчишки наперебой хватали их за руки и тянули в разные стороны: каждый старался подтащить покупательниц к своей лодке.
Там рыбаки уже нахваливали товар, держа на весу поблекших на солнечном свету каракатиц и раковины «морские блюдечки», плоские, как настоящие блюда; красных каменных окуней и пестрых рыб-попугаев; серебристых большеротых атерин и округлых стрепи, тоже серебристых, но опоясанных яркими золотистыми полосами. Кое-кто размахивал кусками уже выпотрошенных и разрубленных осьминогов и громогласно зазывал к себе.
Покупателей, впрочем, было немало, и Нофаро озабоченно сказала, что надо поспешить, не то все лучшее разберут.
Мавсаний отогнал чрезмерно навязчивых мальчишек и последовал за подругами к лодкам.
У Лаис кружилась голова от живых запахов моря и рыбы. Как давно — со времен отъезда с родной Икарии! — не слышала она этих острых, волнующих ароматов! В Афины рыбу привозили из порта Пирей, и во время пути, пусть недолгого, она успевала несколько поблекнуть и утратить этот острый аромат морских глубин. На Коринфском рыбном рынке в Лехейской бухте ей бывать не приходилось. И сейчас она вдруг почувствовала себя маленькой Доркион, которая прибегает на берег, когда односельчане причаливают с уловом, и жадно смотрит на сверкающее морское серебро, надеясь, что кто-то расщедрится — и швырнет ей рыбешку-другую, а они с тетушкой Филомелой сразу сварят похлебку и наконец-то вдоволь поедят… Две нищенки, у которых в целом свете не было никого, кроме друг дружки — да еще Леодора, отца Доркион, Леодора, возвращения которого из плаванья они ждали каждый день!..
Лаис почувствовала, как слезы выступили на глазах, и поспешно смахнула их, со слабой улыбкой пробуждаясь от воспоминаний.
Внезапно рядом с ней зазвучал пронзительный женский голос:
— Эй, Вувоса! Ты что, хочешь, чтобы я сама несла корзину? Чего стоишь?
Лаис вздрогнула и оглянулась. Тощая немолодая женщина кричала на коротко остриженную черноволосую рабыню, которая бросила корзину, полную рыбы, и обеими руками поддерживала свой живот, казавшийся огромным для ее тщедушного тела. Она была беременна, и корзина, полная рыбы, являлась для нее, конечно, чрезмерно тяжела.
Рабыня шевелила губами, словно пыталась что-то сказать, но не могла, так что не зря хозяйка звала ее Вувоса — Немая.
— Ах ты неряха! — завопила тощая. — Да ты обмочилась? Бесстыжая! Ну, я уж тебя выпорю, дай только домой вернуться. А ну, быстро подними корзину! Да рыбу подбери! Вон сколько выпало на песок.
— Да у нее воды отошли! — ахнула Нофаро. — Смотри, Олкиппа!
— Позоришь меня, негодяйка! — завопила Олкиппа и хлестнула рабыню по щеке.
Та повалилась навзничь, слабыми руками пытаясь поднять намокший в ногах хитон. Внезапно она ужасно закричала, выгнулась, воздев к небесам огромный живот, — и умолкнув, словно подавившись своим воплем, распростерлась на песке недвижима.
— Ах ты бесстыжая тварь! — надсаживалась ее хозяйка. — Вставай, чего разлеглась!
Однако Нофаро вдруг оттолкнула ее от упавшей:
— Перестань, Олкиппа! Неужто у тебя нет сердца?! Ведь бедняжка сейчас родит!
Олкиппа отлетела в сторону — сила у Нофаро была немалая! — с трудом удержалась на ногах и была, по-видимому, так поражена, что замерла с открытым ртом.
А Нофаро и Лаис кинулись к роженице.
Та была бледна и неподвижна, глаза ее закатились, руки и ноги безвольно раскинулись. Можно было подумать, что она умерла — только живот ее, чудилось, жил сам по себе, содрогался то реже, то чаще, словно ребенок бился в него изнутри, искал выхода.
Нофаро уставилась на подругу полными слез глазами:
— Ты знаешь, что надо делать?
Лаис сразу вспомнила тот ужас, который она пережила в подвале дома Фания в прошлом году, когда нашла его жену Алфию умирающей и едва успела спасти ее новорожденную малышку. У девушки дух захватило от страха, что вновь придется пережить что-то подобное, однако бояться просто не было времени. К тому же среди многочисленных знаний и умений, которые она получила на уроках Кириллы, были и кое-какие сведения о том, как вести себя при родах.
Хотя и предполагалось, что беременность и роды — это самое большое несчастье, которое может приключиться с гетерой, все же Кирилла полагала, что ее ученицы должны быть готовы ко всему.
И она, как всегда, оказалась права! Может быть, бывшую пифию и по этому поводу посетило некое предвидение? Может быть, она знала, что Лаис придется этим заняться?..
— Мавсаний! — крикнула девушка. — Иди сюда! Подними ее за плечи и поддерживай.
Старый раб, сам бледный и перепуганный, не глядя швырнул куда-то корзину с покупками и упал на колени сзади роженицы. Приподнял ее — и женщина безвольно поникла, свесив голову на грудь.
— Госпожа моя, — простонал Мавсаний, глядя на Лаис огромными от страха и волнения глазами, — мне кажется, она уже умерла!
— Зато ребенок пока еще жив! — пробормотала Лаис и повернулась к Нофаро: — А ты подними ей хитон и поддерживай колени!
Нофаро оголила бедра женщины, согнула ей ноги, однако движения крупной Нофаро мешали Лаис, и тогда, не сговариваясь, они нагребли две кучи песка и уперли в них безвольные, ослабевшие ноги несчастной. В это самое мгновение тело рабыни пронзила судорога, и Лаис увидела, что из лона Вувосы показалась головка ребенка!
Роженице следовало тужиться, чтобы облегчить младенцу путь на свет, но она была либо без сознания, либо и в самом деле уже умерла, поэтому Лаис поняла, что ей самой придется вытаскивать дитя из чрева матери. Она уже потянулась было к показавшейся головке, как вдруг сообразила, что руки ее в песке и пыли.
— Воды! — вскричала Лаис что есть сил, и через мгновение рядом взвихрился песок. Лаис повернула голову: с десяток мальчишек, которые только что зазывали покупателей к лодкам с рыбой, протягивали ей фляги, которые берут с собой в море рыбаки. Во флягах плескалась вода.
