Барбара Картленд - Дезире — значит желание
Услышав бой церковных часов, Корнелия поняла, что уже давно сидит, погруженная в свои мысли Наверное, герцог уже спит. На нее нашло дикое желание — пройти через гостиную и войти к нему в комнату. Что, если она так и сделает, а он проснется и увидит, что над ним склонилась женщина, с которой он флиртовал весь вечер?
Подумав об этом, Корнелия ощутила глубокое волнение: вот она будит его, вот ее губы оказываются возле его губ, а она сама — совсем рядом, только руки протянуть. Но она вспомнила предостережение Рене — это лишь начало. Ее муж все еще любит тетю Лили. И если он обратил внимание на новое лицо, то это еще не значит, что затронуто его сердце.
Может быть, это просто скука заставляет его искать сторонних развлечений. Да, надо быть осторожной. Радость Корнелии несколько померкла, и, пока она медленно раздевалась и укладывалась, лицо ее было серьезным.
Она проснулась в середине дня. Стрелки ее дорожных часов, стоявших на ночном столике, показывали десять минут первого. Вздрогнув от ужаса, Корнелия села в кровати и потянулась к колокольчику.
Что подумает герцог? Неужели она все поставила под угрозу из-за того, что проспала? Потом она вспомнила, что в «Котильоне» ни одна из гостящих там леди никогда не появлялась до ленча, а в Лондоне тетю Лили никогда не беспокоили до полудня. И Корнелия с легким вздохом снова откинулась на подушки.
Торопливо вошла Вайолет и отдернула занавески, впустив в комнату солнечный свет, заливший ее золотистым сиянием.
— Вы хорошо спали, ваша светлость? — спросила она.
— Только маловато, — ответила Корнелия и, будучи не в состоянии удерживаться, рассказала Вайолет обо всем, что произошло. — Тебе придется поехать со мной к мадам де Вальме и научиться причесывать меня. Мари тебя научит. И знаешь, Вайолет, мне ужасно хочется, чтобы ты увидела платье, которое мадам дала мне! Ты представить себе не можешь, какое это чудесное платье! Я в нем выгляжу совершенно по-другому!
— Его светлость не узнал вас? — спросила Вайолет.
— Он ни на секунду не подумал, что уже видел меня прежде. Да и как бы это пришло ему в голову? Клянусь тебе, я и сама ни за что не узнала бы себя. Но сейчас мне надо вставать, а ты передай, пожалуйста, его светлости, что я буду готова к ленчу, в час.
Во время ленча герцог был вежлив и обходителен, но в их разговоре, как обычно, возникали долгие паузы, и Корнелия подумала, что в "роли мужа он разительно отличается от того донжуана, который развлекал ее накануне вечером.
Глядя на него сквозь очки, она гадала, все ли мужчины напускают на себя серьезность в обществе жен, приберегая веселость и живость для более интересных особ.
Этим вечером она обещала ужинать с ним. Но сначала ей предстояло придумать какой-то предлог, чтобы провести вторую половину дня одной. Она думала, что бы такое сказать, когда герцог вынул из кармана часы.
— Я подумал, что сегодня днем мы могли бы поехать на скачки в Лоншам. Не знаю, будет ли это вам интересно, или же не понравятся шум и толпа.
— Мне нравятся скачки, и в другой раз я поехала бы с радостью, но сегодня у меня немного болит голова, и я предпочла бы провести день более спокойно.
— В таком случае, чем бы вы хотели заняться? — спросил герцог.
По его голосу она поняла, что он разочарован, — ему очень хочется попасть" на скачки.
— Я бы посетила кого-нибудь из известных портных, о которых столько слышала, — ответила Корнелия. — А вы поезжайте на скачки. Кроме того, если голова у меня не пройдет, я, возможно, предпочту полежать.
— Вы совершенно уверены, что именно таково ваше предпочтение? — спросил герцог с ноткой облегчения в голосе.
— Совершенно уверена, — ответила Корнелия.
— Что ж, хорошо. Я распоряжусь, чтобы вам подали карету. Ну, скажем, в три часа? Не думаю, что я вернусь к чаю, но мы можем пообедать в восемь, если вам удобно. Парижане обычно едят позже, но давайте не будем нарушать наших привычек.
Прекрасно зная, почему он хочет отобедать пораньше, Корнелия пробормотала, что она согласна. Когда ленч был закончен, они поднялись к себе в гостиную.
— Мне уже пора ехать на скачки, — объявил герцог. — До Лоншама не очень близко.
— Желаю вам выиграть, — вежливо напутствовала его Корнелия.
— Благодарю вас, — ответил он.
Хаттон принес ему цилиндр и бинокль, и он уехал; Корнелия осталась одна. Не теряя времени, она быстро надела шляпку, накинула на плечи боа из перьев и сбежала вниз. Отменив заказ герцога на карету для нее, она заказала другую, чтобы ехать к Рене.
Накануне вечером она была слишком возбуждена и взволнована, чтобы подробно рассмотреть интерьер квартиры мадам де Вальме, но сейчас, при .дневном свете, могла оценить его полностью. Дом на авеню Габриэль первоначально принадлежал богатому аристократу. После его смерти он был разделен на три квартиры, — кроме Рене, в нем жили еще два человека. Один из них — сын прежнего владельца, инвалид, единственной страстью которого было искусство.
Он помог Рене расположить ее сокровища — картины, собранные для нее ее первым покровителем, чудесный севрский фарфор и мебель с инкрустацией, оставленную ей принцем в завещании. За прошедшие годы она получила много других подарков: гобелены, вещи из слоновой кости, эмали, бронзы и мрамора.
И везде были цветы — орхидеи в невероятном изобилии, в том числе и редко встречающихся сортов, хрустальные вазы с туберозами, чей сладкий, экзотический аромат наполнял каждую комнату и возбуждал чувства всех, кто входил.
— Это цветы страсти, — сказала Рене, когда Корнелия, никогда прежде не видевшая их, спросила, что это за цветы. — Любимые цветы великого князя, поэтому их, как и орхидеи, доставляют мне каждый день, пока он в отъезде.
У нее в глазах вдруг вспыхнуло выражение чувственной тоски — подобие неутоленного голода. Она безумно любит его, подумала Корнелия и ощутила печаль, потому что знала: рано или поздно придет большое горе расставания.
Князь был женат, а его принадлежность к царской семье требовала, чтобы он хотя бы часть года проводил в России. Несмотря на всю свою привлекательность, Рене не могла удерживать его вечно. Однажды он устанет и вернется к нормальной жизни, оставив ее одну! Но пока он любит ее, а она любит его.
Во многих отношениях, думала Корнелия, положение Рене лучше, чем ее собственное. Разве может формальный брак с мужчиной, который любит другую женщину, сравниться с союзом любви, когда человек в свое отсутствие посылает любимой женщине цветы, напоминающие о его страсти?
Рене была в черном, как и накануне вечером, но сейчас это было черное кружево — платье соблазнительное и изысканное, с искусным ажуром, отделанное крошечными бантиками из черного бархата. На этом фоне великолепно смотрелись ее украшения: три нити крупного черного жемчуга на шее и по огромной жемчужине размером чуть ли не с птичье яйцо в ушах. В ответ на робкую попытку Корнелии выразить свое восхищение Рене лишь улыбнулась и провела ее в спальню.
