Карен Робардс - Зеленоглазая леди
Джулиан удивленно поднял брови:
– Да, распорядился.
Анна была обескуражена. Такого спокойного ответа на упрек она явно не ожидала.
– Сринагар принадлежит мне, – сказала она, наконец овладев собой. – Распоряжаюсь здесь я. По правде говоря, считаю ошибкой то, что под этот сорт чая расчистили такую большую площадь. Возможно, года через три у нас и будут большие прибыли, но пока...
– Пока сохранившиеся насаждения уже переросли положенные им размеры и скорее всего дадут немного. Эта плантация – все равно что пустырь, поэтому разумно превратить ее во что-то более прибыльное.
И снова он привел ее в замешательство.
– Вы ничего не знаете о разведении чая!
– А вот тут вы ошибаетесь. Я ничего не знал о разведении чая, когда приехал, но учусь очень быстро. Многое я узнал от Хилмора и вашего доброго друга Дамесни, а также из книг вашей библиотеки. Думаю, что теперь я знаю об этом предмете не меньше вас.
– Вы...
– Вы утверждаете, что Сринагар принадлежит вам... Должен вам напомнить, что я собственной шкурой заплатил за эту плантацию. Знаю, что обещал уехать, как только получу свои изумруды. Я это сделаю. Вам надо только набраться терпения. Я же намерен поступать так, как считаю целесообразным. Если вы этого не одобряете, сожалею.
Он пересек комнату, остановился в углу, где на краешке стула примостилась она, и загасил сигару в фарфоровом блюдце на круглом столе.
– И еще... – начал Джулиан более мрачным тоном. – Если вы снова ввалитесь в мою спальню, я восприму это как приглашение к действию. Я хотел вас с первой минуты, как увидел в Гордон-Холле, а также догадываюсь, что и вы хотите меня. Поэтому предупреждаю: если не желаете, чтобы наш разговор закончился в моей постели, выметайтесь отсюда и держитесь от меня подальше. Ясно ли я выражаюсь?
Анна слушала эту грубую речь с раскрытым ртом. Да как он смеет так разговаривать с ней!
Вскочив на ноги, она бросилась в его сторону и закричала от гнева и ярости:
– Вы самонадеянное животное! Выражаясь вашим вульгарным языком, я не хочу вас! Я пришла сюда для того, чтобы...
– Вы можете лгать себе, моя прелестная Анна, но меня не обманете! – грубо перебил ее Джулиан. – Вы обычная женщина из плоти и крови. И вам также не терпится, чтобы вас оседлали. А какого труда вам стоит не дотрагиваться до меня! Вы же смотрите на меня так, как смотрит на мужчину женщина, желающая заполучить его в свою постель. Вы целуете меня так, как женщина целует мужчину, если хочет его. Ваши груди разбухают под моими прикосновениями...
– Прекратите! – закричала Анна неузнаваемым голосом. – Сейчас же прекратите!
– О, моя милая маленькая лицемерка! Теперь слишком поздно. Вы получили свой шанс!
С этими словами он схватил ее за плечи. Несмотря на ее яростное сопротивление, он без усилий смог близко притянуть ее к себе и сжать так сильно, что ее грудь буквально расплющилась. Анна продолжала осыпать его проклятиями, а он прижался к ее губам.
Когда он поцеловал ее, Анна упала в бездну. Голова ее закружилась, колени стали ватными, а руки, которыми она только что колотила в его грудь и отталкивала, теперь обмякли. Анна ощутила и прохладный шелк его халата, и нестерпимый жар его могучего тела.
Губы ее задрожали, раскрывшись, а язык вдруг ответил на яростный призыв его языка. Джулиану больше и не требовалось удерживать ее... она сама прижималась к нему все теснее и теснее. Она будто все время искала жесткости его груди, пытаясь умерить боль, возникшую в нежной плоти. И неожиданно ее руки сомкнулись у него на шее.
– Ну вот, – пробормотал он со свирепым удовлетворением, в то время как его пальцы пытались расстегнуть пуговицы на ее спине. – Теперь посмейте сказать, что не хотите меня.
Эти слова подействовали на Анну как ушат холодной воды.
«Что он делает? Как смеет...»
Как она могла позволить ему? Неужели в ней не осталось ни капли гордости? С яростным шипением она рванулась из его объятий и, не произнося ни слова, отвесила такую пощечину, что голова его откинулась назад.
Мгновение он просто стоял и смотрел, пока на щеке не проступила багровая отметина.
– Если вы понимаете, что для вас хорошо, убирайтесь с моих глаз долой, – сказал он.
С большим трудом, со всхлипываниями, она вздохнула, последний раз посмотрела в его сверкающие черные глаза, повернулась и побежала.
22
Муссон начался в этом году чуть позже, а если точнее, то шестого августа.
Прислушиваясь к завыванию ветра, Анна лежала в постели и дрожала. Шум ветра был точно таким же, как в прошлом году.
Еще год назад в это же самое время она сидела возле постели Пола и держала теплую еще руку, но уже чувствовала дыхание умирающего.
Ветер завывал точно так же, как и теперь, только тогда сезон муссонов забрал Пола с собой.
Анна не могла спокойно выносить этот звук.
Она встала с постели, подошла к окну и раздвинула полупрозрачные легкие муслиновые занавески. Было далеко за полночь. Анна уже долгие часы пролежала в постели, но заснуть так и не смогла. И теперь она знала, что не заснет, во всяком случае, этой ночью.
Ровно год назад в этот самый день умер Пол.
Сад окутывали тени, ветер гнал по небу облака. Пляшущие тени представляли собой жутковатое зрелище. В завывании ветра тоже слышалось что-то страшное, потустороннее, будто кто-то причитал по покойнику, тоже оплакивал его.
Здесь, за садом и небольшой оградой, на вершине холма, погруженного в густую тень, была могила.
Анна подумала, что сможет разглядеть его памятник, смутно белевший в темноте. Он будто звал ее.
Утрата была очень болезненной. Анна ощущала ее как лезвие, постоянно ранившее ее сердце, но мало-помалу все-таки начала выздоравливать. Иногда проходил целый день, а она могла и не вспомнить о Поле. Ее уже не тревожил и призрак, прежде являвшийся во сне. Она снова научилась остро чувствовать: гнев, страх, радость. И страсть. Страсть, равной которой никогда не испытывала.
Эта страсть была столь сильной и острой, что ей было страшно даже признать ее существование.
Да, сердце ее все еще скорбело, но тело уже пробудилось. И, конечно, все это произошло благодаря Джулиану. Чувствуя себя виноватой, Анна все-таки признавала, что он был совершенно прав: она хочет его.
О Господи! Как она его желала! Ей хотелось целовать этот жесткий рот, прикоснуться к его телу везде-везде, почувствовать его прикосновения.
Закрыв глаза и сжав кулаки, Анна попыталась прогнать эту мысль, но та не желала уступать. Внезапно она почувствовала тошноту, испытывая чувство вины, думая, что в первую годовщину смерти мужа противоестественно смотреть сквозь мрак на его могилу и позволять себе нескромные мысли о другом мужчине.
