Сью-Эллен Уэлфондер - Влюбленный дьявол
Святые небеса, он стал тем бессердечным негодяем, о котором ходили легенды!
Одно дело – пытаться избежать страданий, неотступно идущих по пятам любви… но совсем другое – причинить боль своей молодой жене. Дункан проклинал себя за то, что не смог держаться от нее подальше, как намеревался с самого начала. Но ему и в голову не приходило, что она околдует его, заставит потерять рассудок, когда он заглянет в ее янтарные, полные обожания глаза.
Не ожидал, что окажется способным на такие сильные чувства.
Откуда он мог знать, как далеко заведет его притворство, когда он делал вид, будто ему нет дела до ее женских прелестей.
И теперь он почувствовал угрызения совести.
– Линнет, я…
– Пожалуйста, сэр, не продолжайте, – отмахнулась она. – Я поверила, что нужна вам. Но теперь поняла зачем. Было глупо с моей стороны надеяться на что-то другое. – Голос ее звучал все так же холодно.
– Ты не так поняла меня. Это не…
– Вы сказали, что хотите скорее покончить с умыванием, потому что очень устали. Не стоит себя утруждать. Я сама справлюсь. Будьте добры, отвернитесь.
Дункан понимал, что должен подчиниться, но не мог оторвать от нее глаз. Она была слишком хороша. Придерживая одной рукой простыню, а другой – мокрое полотенце, она с упреком взглянула на него:
– Я ведь просила вас отвернуться.
Дункан про себя чертыхнулся и выполнил ее просьбу. Глядя на огонь в камине, он чувствовал себя еще большим негодяем, чем его брат.
Он слышал, как моется Линнет. Когда все стихло, он еще долго стоял, дожидаясь, пока она уснет, и только потом обернулся. Она лежала спиной к нему, чуть ли не до подбородка натянув одеяло. Дункан издал тяжелый неровный вздох. Меньше всего он хотел, чтобы эта ночь закончилась таким образом.
Но ему некого было в этом винить.
Он молча опустился в кресло. То самое, в котором провел их первую брачную ночь.
Глава 12
Где-то вдалеке грохотал гром, запах дождя проникал сквозь толстые стены Айлин-Крейга в огромный сводчатый зал, и без того сырой и холодный. Время близилось к полуночи, и его люди крепко спали, устроившись на полу, устланном камышовыми циновками.
Дункан прошел через полутемный зал, осторожно обходя спящих и направился к возвышению, где в задумчивости сидел сэр Мармадьюк с оловянным кубком.
Дункан молча отодвинул свое кресло, сел и, демонстративно не обращая внимания на друга, отломил кусок хлеба и запил большим глотком стоявшего на столе вина.
– И тебе тоже доброй ночи, – произнес англичанин насмешливым тоном и поднял свой кубок. – Значит, все получилось еще хуже, чем я думал?
Дункан снова приложился к вину и вытер рот полотняной салфеткой.
– Да.
– Побеседуем?
– Нет.
Мармадьюк провел пальцем по краю кубка.
– Может, поговорить с ней? Я бы смог как-то тебя оправдать. Ведь послушала же она меня утром в день свадьбы.
Дункан раздраженно отставил пустой кубок.
– Я сыт по горло твоей помощью. К тому же я мерзко обошелся с ней. И любые извинения еще больше все испортят.
– Ты отнюдь не блещешь красноречием. Вполне могу себе представить, что ты невзначай обидел ее неосторожным словом. Но чтобы дурно обойтись с ней? – Мармадьюк покачал головой. – В это я не верю.
– Не веришь – не надо. Мне все равно.
– Успокойся, я не давал тебе повода хамить мне, – упрекнул его англичанин.
– У меня достаточно причин разговаривать с тобой таким тоном, и благодари Господа, что я не вышвырнул отсюда твою мерзкую английскую задницу.
– Умоляю, объясни, за что такая немилость? – воскликнул Мармадьюк вне себя от удивления.
– Я же сказал, что не собираюсь это обсуждать.
– Ты и вчера не хотел со мной советоваться, – напомнил Мармадьюк. – И вообще тебе мои советы не нужны.
– Оставь их при себе, жизнерадостный умник. Это не имеет никакого отношения к Кассандре и ее чертову портрету, – огрызнулся Дункан, схватив еще один кусок хлеба. – Все гораздо хуже.
– Хочешь сказать, что этот портрет ее совсем не встревожил?
– Конечно, встревожил! – Дункан повысил голос, не заботясь о том, что может разбудить спящих. – Она была очень огорчена.
Мармадьюк внимательно посмотрел на него своим единственным глазом.
– Что за чушь ты несешь? То говоришь, что портрет тут ни при чем, а теперь заявляешь, что он очень огорчил твою жену. – Он подпер подбородок ладонью. – Потрудись объяснить, что все это значит?
– Клянусь небом, ты и мертвого заставишь говорить! Так вот, все твои предсказания сбылись. Как всегда. – Дункан помолчал, уставившись на англичанина. – Она была вне себя от расстройства, но мне удалось ее успокоить.
Мармадьюк откинулся в кресле.
– Ты в этом уверен?
– Да.
– Ты сделал все, как я сказал?
– Нет, – дернулся Дункан. – Я сделал по-своему.
– И у тебя получилось? – В голосе Мармадьюка звучало сомнение.
– Еще как получилось!
– Что ты хочешь этим сказать? – еще больше удивился Мармадьюк.
– Я переспал с ней! – прорычал Дункан.
Мармадьюк усмехнулся:
– И это привело тебя в отчаяние?
Дункан наклонился к самому лицу друга:
– Она оказалась невинной, понимаешь, сукин сын? Девственницей.
Мармадьюк опешил.
– Ты что, только сегодня об этом узнал?
– Не могла же она остаться девственной после того, как я уже овладел ею, ты что, не понимаешь?
– Но…
– Ты надеялся, что, напоив меня до чертиков и заперев с ней в спальне, а наутро тряся у всех перед носом ее рубашкой с пятнами крови, сможешь убедить меня в том, что я переспал с ней! – Дункан схватил зятя за шиворот и вытащил из кресла. – И у тебя получилось! Я поверил, что овладел ею еще тогда. Но с того дня я к ней не прикасался. До этой ночи.
Дункан отпустил Мармадьюка и ударил кулаком по столу.
– Господи, Стронгбоу, твои проделки принесли столько зла, и я теперь не знаю, что с этим делать.
Поправляя накидку, Мармадьюк ошеломленно смотрел на Дункана.
– Ради всего святого, Дункан, это большая радость, что твоя невеста оказалась невинной. И я сожалею, что мы раньше времени сговорились оставить вас наедине. Но мы желали тебе только добра. Дай меч, я готов поклясться в этом на реликвии, которая заключена в его рукояти.
Дункан опустился в кресло.
– Я тоже сожалею, дружище. И очень благодарен своей жене за такой подарок. Я был потрясен. – Он помолчал и провел ладонью по лицу. – Тебе меня не понять.
– Где уж мне! – Мармадьюк наполнил кубки вином. – Может, ты был груб, когда овладел ею?
Дункана бросило в жар от этих слов. Англичанин был прав. Но признаваться в этом не хотелось.
Даже самому близкому другу.
