Филиппа Грегори - Земля надежды
Корабль отошел от причала, и король велел подать ему коня. Он сел в седло и поскакал вперед, один, по крутым склонам холмов, окружавших маленький город, стараясь не упускать из виду парус королевы. Он скакал и махал ей шляпой, пока все уменьшавшийся корабль не исчез окончательно в блеклом тумане, стелившемся по волнам. И помазаннику Божьему ничего более не оставалось, как медленно и печально вернуться обратно в замок Дувра и написать жене, обещая, что он всегда будет делать только то, что она посчитает правильным.
После того как они вернулись в замок Дувра и разговелись, Джон незаметно отделился от группы придворных, окружавших короля. Он заказал коня из таверны и, когда был полностью готов покинуть замок, отправился искать короля.
— С разрешения вашего величества я поеду домой, — осторожно сказал он.
Посмотрев на короля, он увидел, что тот был в одном из его настроений, которое можно было назвать в высшей степени драматическим. Джон отнюдь не желал стать аудиторией для одной из его трагических речей.
— Я обещал жене, что вернусь через пару часов, а прошли уже недели.
Король кивнул.
— Ты можешь п…поехать со мной, я еду в Лондон.
— Назад в Сити?
Джон был ошеломлен таким заявлением.
— Посмотрим. Посмотрим. Возможно, еще не п…поздно. Возможно, мы сможем договориться. Как ты думаешь, королева будет довольна, если мое следующее письмо придет из дворца Уайтхолла?
— Уверен, что все будут довольны, если вы сможете договориться о том, чтобы дворец вернулся к вам, — осторожно сказал Джон.
— Или я могу поехать в Б…бристоль, — сказал король. — Или на север?
Джон поклонился.
— Я буду молиться за ваше величество.
— Надеюсь, ты сможешь сделать больше, чем просто молиться. Надеюсь, ты будешь со мной.
Наступило неловкое молчание.
— В эти трудные времена… — начал было Джон.
— В эти трудные времена мужчина должен распрощаться с женой и выполнять свой долг, — категорически сказал король. — Долг нелегкий. Как это сделал я.
Джон поклонился.
— Ты можешь съездить, попрощаться с ней, а потом присоединяйся ко мне.
Джон снова поклонился, в голове его молнией проносились мысли, как бы избежать этой службы.
— Но я ведь только садовник, — сказал он. — Сомневаюсь, что буду полезен вашему величеству чем-либо иным, кроме содержания ваших дворцов в красоте. И когда королева вернется, я бы хотел, чтобы ее приветствовал прелестный сад.
Король смягчился при этих словах, но он был человеком, постоянно нуждающимся в эмоциональной поддержке. Потеря королевы заставила его льнуть к любому, а присутствие Джона было утешающим напоминанием о днях садов и маскарадов, поездок по стране и верноподданнических речах.
— Т…ты останешься со мной, — сказал он. — Когда вокруг меня соберется больше народа, я отошлю тебя в сад. Ну а пока что напиши жене и присоединяйся ко мне. Я остался без жены — не х…хочешь же ты быть счастливее своего короля?
Выхода не было.
— Конечно, нет, ваше величество.
Прежде чем они покинули Дувр, он написал письмо Эстер.
Дорогая Эстер!
Его величество повелел мне оставаться при нем, пока он не обоснуется на новом месте, где бы это ни было. В настоящее время мы направляемся на север, и я вернусь домой, как только получу на это разрешение. Или напишу тебе, если разрешения не будет. Пожалуйста, присматривай за детьми и нашими экспонатами. И береги себя. Если сочтешь нужным, спрячь редкости в известном тебе месте и уезжай с детьми в Отлендс. Времена сейчас тяжелые, и я не могу давать тебе советы на расстоянии. Хотел бы я быть сейчас с тобой. Если бы я был свободен от долга перед королем, я и был бы с тобой.
Он не осмелился написать больше, так как боялся, что кто-то может украсть письмо и прочитать его. Но он надеялся, что она прочитает между строк и поймет его нежелание путешествовать с королем и принцами, и его глубокую обеспокоенность тем, что никто из них, а меньше всех сам король, не представлял себе, куда и зачем им следует ехать и что делать дальше.
Они отправились на север, все еще не приняв никакого решения.
Удовольствие от поездки незамедлительно развлекло короля. Он обожал скакать верхом, ему нравилось освобождение от формальностей жизни при дворе. Он рассказывал о тех временах, когда они с герцогом Бекингемским проехали всю Европу — от Англии до Испании. И кроме них, не было больше никого — ни придворных, ни слуг. Он говорил об их нынешнем путешествии так, как будто это было такое же веселое приключение, и оба юных принца подхватили его настроение. Впервые в жизни принцу Иакову и принцу Карлу разрешили ехать рядом с отцом, как товарищам, и деревенские люди выстраивались по обочинам дорог, когда они въезжали в торговые города, и выкрикивали благословения красавцу королю с непокрытой головой и двум очаровательным мальчикам.
Придворные, возвращавшиеся из загородных поместий и Уайтхолла, присоединялись к свите, и мало-помалу все путешествие превратилось в приключение. Кортеж ехал по весенней сельской местности, останавливаясь каждую ночь в охотничьем домике или в великолепном дворце Тюдоров.[9]
Вокруг короля образовался двор, и многие верные ему дворяне, чтобы поддержать короля, глубоко запустили руку в собственные карманы. Они не скупились на организацию охот, танцев и музыки повсюду, куда приезжал король. Но даже при этих условиях король делал долги, которые оставались неоплаченными.
Многие дворяне сидели дома, хотя их призывали, и не однажды. Многие не присылали денег. Когда король, уставший от провинциальных менестрелей, послал за придворными музыкантами, они ответили вежливым письмом, в котором написали, что приедут, если смогут, но поскольку им уже много месяцев не платили жалованье, то они не могут себе позволить выполнить повеление его величества без оплаты авансом. Впервые в жизни королю пришлось обходиться без собственных музыкантов. Денег не было ни на аванс, ни на оплату давнишних долгов.
Джон помалкивал, не напоминая королю о том, что его жалованье тоже не выплачивалось с конца прошлого лета, когда его назначили садовником в Отлендсе на место отца, а также поручили заботиться о садах Уимблдона.
В конце концов, он следовал за королем вовсе не из-за денег. Ни любовь, ни верноподданнические чувства также не были причиной тому. Он не был ни корыстолюбивым наемником, ни тщеславным придворным. Он следовал за ним потому, что король отказывался отпустить его, а Джон еще не был готов отстаивать свою свободу. Лояльность по отношению к королю была скорее в память об отце, чья лояльность действительно никогда не подвергалась сомнению. «Чти отца своего» — одна из десяти заповедей. Джон попал в капкан привычек и собственных убеждений.
