Элизабет Фэрчдайл - Возвращение лорда Рэмси
– Расскажите мне об этом поподробнее.
– Рассказывать так много, что я даже не знаю, с чего начать.
Рэмси умолк, и Пруденс поняла, что он ничего ей больше не скажет о тех диковинах, при перечислении которых у него дрожал голос, если только она не проявит настойчивости.
– Начните с самого начала. Он явно колебался.
– Вы уверены, что я не утомил вас своими разговорами? У большинства людей, которые просят меня рассказать им о моих приключениях, в глазах мгновенно появляется выражение скуки, стоит мне только открыть рот.
– Я не большинство.
Он пристально посмотрел на нее, как будто желал проникнуть взглядом в самую душу.
– Да, вас к большинству не отнесешь. Скорее наоборот. Вы ни с кем не сравнимы. Ни в одном из своих многочисленных путешествий я не встречал никого, кто хоть в чем-то был бы на вас похож.
Высокая и опьяняющая похвала, особенно если учесть, что высказана она была человеком, немало повидавшим в своей жизни. Счастье ее, однако, отравляло легкое сомнение в искренности его комплимента. Правда, говорил он с таким проникновенным чувством, что за его словами об ее уникальности скрывалось, несомненно, нечто большее, чем обычный комплимент. Казалось, он хотел сказать ей, что в ней он наконец нашел то, что искал, Как и она нашла в нем то, чего так давно жаждала ее душа.
Однако, прежде чем он успел сказать ей что-нибудь еще, их прервали. Тимоти наконец отошел от кареты миссис Торгуд.
Он повернулся в их сторону, и Пруденс увидела на его лице смешанное выражение усталости, печали и умиротворенности, как у человека, который, излив свои горести другому, чрезвычайно устал, хотя и испытал облегчение. Он посмотрел на нее, и в глазах его вспыхнул огонь. Затем он перевел взгляд на стоявшего рядом с ней Рэмси, и лицо его мгновенно словно окаменело, а красивые голубые глаза превратились в щелки. Когда Пруденс проходила мимо него, направляясь к карете, чтобы спросить у Розы, не желает ли она прямо сейчас переговорить с лордом Рэмси, холодный, полный неприязни взгляд скользнул но ней, заставив ее внутренне содрогнуться.
Эта неприязнь, столь явно написанная на лице человека, которого она, вопреки разуму, глубоко любила, потрясла Пруденс до глубины души.
– С вами все в порядке, моя дорогая? – с беспокойством спросила Роза Торгуд.
Пруденс попыталась за шуткой скрыть обуревавшие ее чувства:
– Это мне следовало бы задать вам такой вопрос.
– Прекрасный человек. – Роза кивком головы показала на Тимоти. «Прекрасный человек» стоял неподвижно и смотрел на океан, подчеркнуто не обращая внимания на Рэмси, который, в свою очередь, не спускал глаз с Пруденс. – Мне так жаль Эдит.
– Да, очень жаль, – согласилась Пруденс. На душе у нее было тяжело. Сердце ее сжалось от боли, когда она подумала, что только по ее вине муж Эдит находится сейчас здесь, а не рядом с женой. Вздохнув, она тихо произнесла: – Тут есть еще один прекрасный человек, и, если не возражаете, я с удовольствием его вам сейчас представлю.
ГЛАВА 14
Тимоти выглядел необычайно подавленным на обратном пути в пансион миссис Харрис. Его хмурый вид был под стать небу, затянутому серыми облаками. «Солнечный человек», как Пруденс привыкла называть его про себя, был чернее тучи, и она решила, что не имеет смысла заводить сейчас с ним разговор о проводившейся каждые две недели ассамблее, про которую ей напомнила Грейс. Тиму явно было сейчас не до музыки и танцев.
Да и она сама тоже не испытывала никакого желания веселиться. Голова у нее раскалывалась, на душе было тоскливо и, в довершение всего, опять разболелись спина и шея. В попытке снять напряжение она осторожно потянула шею, сначала в одну сторону, затем в другую. Облегчение, которое принес ей ее массажист только сегодня утром, казалось сейчас чем-то невероятно далеким.
Вновь и вновь обращалась она мысленно к своему разговору с Рэмси, не в силах выбросить из головы его слова.
«Мне хотелось узнать, на что я способен, – сказал он ей, – проверить себя на прочность, испытать не только себя, но и свою душу…»
Нет никаких сомнений, подумала она, что он всегда идет только вперед. Достойное восхищения качество – стремление идти вперед навстречу неизвестности. На такое способны не многие. Большинство людей предпочитают ничего не менять в своей жизни, продолжая держаться за Известное и привычное, каким бы тоскливым и безнадежным оно ни было. Пруденс обхватила себя руками за плечи, сожалея, что не он идет сейчас рядом с ней вверх по склону холма. Впереди ее ждал, вне всякого сомнения, ничем не примечательный вечер, который она проведет, как обычно, за разговором или игрой в карты с Тимом. Неловко повернув голову, она услышала хруст у основания шеи. Будь с ней рядом сейчас Чарльз Рэмси, он, несомненно, сумел бы избавить ее от боли.
Желание ее было, конечно, бессмысленным. Ведь они с ним только что распрощались. Но как же ей хотелось, чтобы он был сейчас здесь!
В конце улицы Пруденс остановилась и посмотрела вниз. Брайтон весь сверкал в угасающем свете дня. Воды Ла-Манша отливали серебром и бронзой. Однако вдали все уже начало тонуть во мраке.
Тимоти, шедший на шаг впереди нее, тоже остановился и обернулся. В лицо ему ударил луч заходящего солнца, мгновенно окрасив его кожу в цвет золота. Его волосы казались золотыми нитями, а ресниц, бровей и лица словно коснулись пальцы Мидаса. И этот прекрасный, как ангел, мужчина приехал в Брайтон с единственной целью – быть рядом с ней. У Пруденс перехватило на миг дыхание при этой мысли, вызвавшей в ней те самые чувства, которые она пыталась подавить в себе весь день.
– Пенни за твои мысли, – сказал Тимоти небрежным тоном и, достав из кармана монету, подбросил ее в воздух, где она, попав в луч солнечного света, засверкала, как золото.
Пруденс поймала монету. Это оказался не пенс, а серебряный шестипенсовик. Большинство невест в Англии клали его в свою туфлю на счастье накануне свадьбы. Но ей, подумала Пруденс, союз с этим стоящим рядом с ней мужчиной сулил не шестипенсовики в туфлях, а позор и скандал.
Он подошел к ней, и на его лицо упала тень. Пруденс пожалела, что загородила ему солнце, превращавшее его в настоящего красавца. Как бы ни сложились в дальнейшем их отношения, ей не хотелось, даже на миг, лишать его красоту блеска.
Он взял в свои ладони ее руку, в которой был зажат шестипенсовик.
– О чем ты думаешь, Пру? У тебя на лице такое странное выражение.
Вечер был необычайно душным и жарким, и ладони Тима казались слишком горячими. Она не могла отрицать, что ее влечет к нему, и однако его откровенное стремление к близости с ней отравляло ей всякое удовольствие от общения с ним. Она уронила шестипенсовик ему в ладонь, и он тут же отпустил ее руку, боясь, как бы монета не проскользнула у него между пальцами. Нахмурив брови, он подбросил монету в воздух, поймал ее и вновь подбросил.
