Патриция Поттер - Гордое сердце
Маккензи подошел к Дэйви, потянул за руку.
— Пойдем, я познакомлю тебя с волком. Он должен обнюхать тебя.
Мальчик, одной рукой крепко вцепившись в Маккензи, другой с опаской дотронулся до волка.
— Теперь он и ваш верный защитник, — улыбнулся Маккензи. — Я нашел его волчонком, вырастил, выходил. Когда уезжаю надолго, он стережет дом. Ходит со мной и в долину. Иногда бродит с дикими волками. Никто не верит, что он ручной. Боюсь, он может стать легкой добычей. Не отвести ли мне его подальше в лес? Дикому зверю все-таки не место среди людей.
— Маккензи, а как его зовут? — спросил Дэйви, не отводя от зверя восхищенного взгляда.
— Просто Волк.
Эйприл лукаво улыбнулась. Так она и знала!
Маккензи нахмурился.
— Но ведь я велел никуда не выходить! Почему вы не послушались?
— Сидим безвылазно дома, прямо как пленники. Вот и захотелось погулять.
— А почему кольт не взяли?
— Да будь я с кольтом, вашему любимцу не поздоровилось бы… Скажите-ка лучше, как прошла охота.
— Подстрелил лося. Притащил, сколько смог. Остальное подвесил на сук. — Он кивнул в сторону леса.
Нарезав мясо кусками, Маккензи отнес его подальше от того места, где стоял конь. Не дай Бог, запах привлечет волчью стаю.
Эйприл окликнула Дэйви:
— Сынок, пошли домой, не то обморозишься!
— Я скоро вернусь! — крикнул Маккензи. — Накормлю лошадь и приду.
Эйприл зажарила на вертеле большой кусок мяса, сварила суп. Обед напоминал праздничное пиршество, но ее не покидали грустные мысли. Единственный друг Маккензи — волк. Как печально! И как они похожи — человек и зверь… Суровые, гордые, но надежные защитники.
Долго ли приручал Маккензи волка? И сколько времени понадобится ей, чтобы приручить Маккензи?
Глава шестнадцатая
Незаметно летели день за днем. Эйприл и Дэйви освоились, полюбили хижину. Сообща обдумывали, как украсить свое жилище, сделать его уютным. Жизнь шла заведенным порядком. Утром они уходили в лес на прогулку. Днем Маккензи отправлялся на охоту, оставляя волка караулить их. Строго наказывал: от хижины — ни на шаг! У них оставался еще запас лосятины, но кто знает, как долго придется жить здесь? А вдруг опять буран? Как-то Маккензи подстрелил зайца и оленя. Из зайчатины и оленины они заготовили копченое мясо.
Вечерами Маккензи замыкался в себе. Ложился спать последним и сразу засыпал.
Однажды он притащил огромную окровавленную шкуру.
— Господи, это еще зачем? Что с ней делать? — Эйприл с интересом рассматривала трофей.
— Придется потрудиться, — ответил Маккензи, не вдаваясь, как всегда, в подробности.
Эйприл быстро оделась, и спустя минуту они вдвоем уже шагали к ручью, который еще месяц назад весело журчал, а теперь неторопливо бежал под ледяным панцирем.
Октябрь сменился ноябрем, наступил декабрь, но такого снегопада, как в те два дня, когда они добирались до хижины Роба Маккензи, больше не было. Сразу ударили морозы, и горные тропы покрылись ледяной коркой. Маккензи радовался. Теперь уж до них никто не доберется, а Мэннинги пробудут с ним до самой весны.
Он проделал прорубь в толще льда, сковавшего ручей, и каждое утро спешил сюда, чтобы освободить отверстие от наледи. Зачерпнув ведерком воду, шел домой, а потом возвращался и ловил рыбу.
Погрузив шкуру в бадью со студеной водой, они долго отмывали ее от крови. У Эйприл окоченели руки, но она помалкивала.
Лед отношений с Маккензи ей так и не удалось растопить, и она радовалась хотя бы тому, что они дружно заняты делом, и даже Дэйви помогает.
Вернувшись в хижину, растянули шкуру на полу, присыпали волосяной покров золой, а потом смочили золу водой.
Прошло три дня. Мех слез, и можно было выщипывать из шкуры волоски. Они принялись за дело.
Для ребенка любое занятие важно превратить в игру, и Маккензи объявил соревнование: кто больше всех надергает волосков, тот и выиграл.
Работа закипела. Взрослые не особенно усердствовали — пускай Дэйви окажется победителем.
Но уловка не осталась без последствий. Руки Эйприл и Маккензи то и дело соприкасались, и настал момент, когда он намеренно продлил касание. Всего на какую-то секунду, но при этом в его глазах появилось такое выражение, которого ей раньше видеть не доводилось. Эйприл задержала дыхание и проглотила ком в горле. Такие мгновения случались все чаще и доставляли Эйприл наслаждение, потому что черты его лица тотчас становились мягче и появлялось подобие улыбки.
Дэйви распирало от гордости, когда Маккензи торжественно объявил его победителем.
— А приз? Маккензи, какой я получу приз?
— Так и быть, спою для тебя твою любимую песенку про Лягушонка и Мышку, — улыбнулся Маккензи.
В песне говорилось о нежной дружбе двух зверьков. Маккензи пел с чувством, на разные голоса, а когда закончил, Дэйви спросил:
— Маккензи, скажи, если Лягушонок квакает, а Мышка пищит, разве они могут договориться остаться на всю жизнь друзьями?
Маккензи поразился смышлености ребенка и ответил со всей серьезностью:
— Когда двое постоянно вместе, они начинают понимать друг друга, даже если молчат. Думаю, с Лягушонком и Мышкой именно это и случилось.
— Но все-таки, все-таки… можно догадаться, но ведь можно и неправильно понять. Разве я ошибаюсь?
Маккензи бросил на Эйприл умоляющий взгляд. Она тут же пришла на помощь:
— Когда двое любят друг дружку — а то, что Лягушонок и Мышка любят друг друга, в этом нет сомнения, — они все понимают без слов, — сказала Эйприл и покосилась на Маккензи.
— Но, мамочка, так не бывает…
— Бывает, сынок. Есть язык жестов… Лягушонок нежно дотронулся лапкой до шкурки Мышки, и та сразу все поняла. Вот ты, например, погладил волка, и он, конечно же, почувствовал, что ты ему друг, а не враг. Обрати внимание, какими глазами он на тебя смотрит, мол, в обиду тебя не даст и будет служить тебе верой и правдой. Глаза, сынок, тоже о многом говорят. Согласен?
— Да, мамочка! Мы с волком понимаем друг друга. — Дэйви тряхнул головой и улыбнулся.
Эйприл взглянула на Маккензи. В его глазах без труда читалось восхищение ее сметливостью.
После короткой паузы он сказал:
— Давай-ка я тебя буду учить шотландскому языку. Для начала прочту тебе стишок.
Маккензи объяснил значение некоторых слов и начал нараспев:
— Зачем же, Дэви, милый друг,
Нам скорбью омрачать досуг,
Покоя краткий час?
А коль в беду мы попадем,
И в ней мы доброе найдем,
Как видел я не раз.
Пускай беда нам тяжела,
Но в ней ты узнаёшь,
Как отличать добро от зла,
Где правда и где ложь.
