Вирджиния Браун - Дикое сердце
— Завтра мы снимаемся отсюда, — тихо произнес он и, увидев ее вопросительный взгляд, продолжил: — Хуан отведет всех в другое место, а я повезу тебя в Техас.
Мир словно перевернулся и задрожал; даже сам воздух вибрировал, когда Аманда смотрела на Рафаэля, не в силах вымолвить ни слова. Он не собирался жениться на ней; но она не винила его. Она стала причиной слишком многих неприятностей, но все же ей было больно. Он не любил ее, возможно, сейчас даже ненавидел… Проклятие, почему же она не радуется? Она будет снова свободна, даже от любви…
— Аманда. — Его голос, когда-то такой теплый и мягкий, нашептывавший ей испанские слова любви, теперь казался холодным и нетерпеливым. — Аманда, ты меня слушаешь? Здесь больше не безопасно, а я не хочу снова рисковать невинными жизнями. Одного раза достаточно. Собери смену одежды и все, что тебе удалось спасти. Наши лошади будут готовы на рассвете. — Видя, что она непонимающе смотрит на него, он нахмурился и раздраженно воскликнул: — Madre de Dios! Ты что, не можешь мне ответить?
— Почему в Техас? — Она заморгала, как будто только что проснулась; ее лазурный взгляд метался по его лицу, по этим знакомым суровым чертам, которые она так любила.
— Господи Иисусе! Мексика в состоянии войны, chica, и это не самое безопасное место для тебя, если ты этого еще не заметила! Ты думаешь, я хочу, чтобы тебя убили до свадьбы?
— Так ты все еще хочешь жениться на мне? — Надежда взлетела, как птица, поднявшаяся на крыло, и когда он жутко выругался по-испански и, раздраженно покачав головой, прорычал «да», Аманда осторожно улыбнулась. — Мне показалось, ты передумал, — объяснила она в ответ на его вопросительно поднятую бровь.
— Нет, querida, пока нет. Но я уверен, что это ошибка, — ответил Рафаэль, и его быстрый, жадный, почти жестокий поцелуй не оставил у нее никаких сомнений, что он говорит правду.
После этого он повернулся и быстро ушел осматривать другую часть разрушенного лагеря, а Аманда стояла неподвижно и смотрела, как он уходит.
Груз прошедшей недели стал немного легче, и даже в мрачной атмосфере лагеря хуаристов Аманда стала чувствовать себя лучше. Они поедут в Техас, и Рафаэль возьмет под свой контроль Буэна-Виста, как это собирался сделать Фелипе. Возможно, когда волнения в Мексике прекратятся, они смогут вернуться, но до тех пор все время она будет заниматься запутанными делами своего ранчо. Дяде Джеймсу придется указать на дверь, а Мария, дорогая Мария придет в восторг от того, что все обернулось так хорошо для ее обожаемой Аманды. Техас! Она поедет домой в Техас…
Было еще темно, первые сонные трели птиц звучали приглушенно в вершинах деревьев. Единственными громкими звуками были скрип кожи и глухой стук копыт, сопровождаемые мелодичным перезвоном металлических деталей в уздечках лошадей. Все выглядело так, будто она вернулась в прошлое, назад в ту бешеную скачку из Техаса в Мексику, вырванная из мягких складок сна и брошенная в жестокую реальность жизни. Только теперь Аманда возвращалась домой.
Они скакали молча. Аманда погрузилась в раздумья о будущем, а Рафаэль постоянно пристально разглядывал горизонт в поисках возможной опасности. У двоих всадников меньше шансов быть обнаруженными, чем у отряда; к тому же у него на седле был закреплен гладкоствольный «винчестер», а в кобурах на поясе — два «кольта». Он выглядит практически как мексиканский bandido, подумал Рафаэль с кривой усмешкой, но от его умения обращаться с этим оружием зависит их безопасность.
Яркие солнечные лучи с холодным ветром, казалось, следовали за ними, когда они спускались по крутым горным тропам и ехали по ярко-зеленым, поросшим густой травой лощинам, увлажненным ежедневными дождями. Сначала они держались заброшенных тропинок, пока, продвигаясь все дальше от гор над Монтерреем, не перебрались на настоящие дороги. Часто Аманда видела целые семьи, лишенные всего из-за войны. Они несли свои пожитки на себе или привязывали их на спину трудолюбивым осликам. Годы тяжелого труда и смирения перед жизнью оставили неизгладимый отпечаток на измученных заботами лицах старших, а молодые часто бросали враждебные взгляды на Рафаэля и Аманду, когда те проезжали мимо них на лошадях.
— Должно быть, для молодежи это особенно трудно, — пробормотала Аманда, и Рафаэль согласно кивнул.
— Однажды они станут похожими на старших, — заметил он, — такими же покорными и отчаявшимися, когда узнают, что сопротивление не приводит ни к чему хорошему. Сейчас Хуарес — их единственная надежда на будущее. Если он победит и сможет отделить Церковь от государства, вернет людям то, что принадлежит им по праву, тогда появится шанс на лучшую жизнь. В противном случае победителями окажутся богатые землевладельцы, а Церковь станет еще богаче за их счет.
— Неужели ты видишь Хуареса каким-то чудотворцем, который может сделать то, что не удалось другим? — спросила Аманда, понукая свою лошадь, чтобы оказаться рядом с Рафаэлем. — История Мексики всегда была связана с богатствами.
Рафаэль небрежно улыбнулся ей и пожал плечами.
— Полагаю, у Хуареса шансы не хуже, чем у других, и мне кажется, что он честен. Я не думаю, что изменения произойдут скоро, но когда-нибудь жизнь станет лучше.
Это было больше похоже на молитву, чем на желание, и когда Рафаэль пришпорил свою лошадь, Аманда молча последовала за ним, размышляя о том, что за последние несколько месяцев она повидала такое, о существовании чего даже не подозревала.
Забавно, что она считала себя довольно хорошо образованной и разбирающейся в жизни. В конце концов, она же была в школе на востоке и ехала домой одна весь этот долгий путь, за время которого многое повидала. Она всегда была в курсе событий, читала ежедневные газеты и подробно обсуждала политическую ситуацию — больше к ужасу Марии, которая с содроганием утверждала, что женщинам не полагается вступать в жаркие споры с мужчинами о таких вещах, как Декларация независимости. Аманда считала себя либералкой, современной женщиной. Это не сделало ее особенно популярной, пользующейся успехом красавицей, потому что некоторые мужчины считали, что женщинами нужно восхищаться за их красоту и умение держать себя в обществе, а вовсе не за ум. И все же Аманда была довольна собой.
«Это все бредовые идеи проклятой восточной школы, — часто ворчал дядя Джеймс. — И мой брат напрасно потратил столько денег на такую чушь! Должно быть, это мексиканская кровь в девчонке делает ее такой упрямой и своевольной…»
Но отец Аманды в своем завещании оставил определенную сумму на ее образование, а если Стивен Камерон хотел, чтобы она училась, — значит, она будет учиться, решила Аманда. В последние месяцы бывали времена, когда она с возрастающим отчаянием думала, не потрачены ли ее годы учения зря, но сейчас у нее почему-то возникло другое чувство. По меньшей мере она может разумно обсуждать с Рафаэлем различные точки зрения и несколько раз даже заслужила его завистливое восхищение.
