Бейтс Болдуин - Воин султана
Однажды вечером, в ранних зимних сумерках, он возвращался домой из Дар эль-Махзена. Верхом пришлось бы объезжать вокруг внешних стен, но сегодня он был без коня и к тому же очень устал и торопился попасть домой. Поэтому был выбран короткий путь через Дерб Бинтилхата — улицу проституток — неприятную аллею, тянущуюся между Сук эль-Хедиме и Киссарийа, во всю длину которой по обеим сторонам располагались кабаки и веселые дома.
Дик прошел уже большую часть шумной, оглашаемой хриплыми воплями улицы, когда дверь большого дома немного впереди с треском распахнулась и мужская фигура с гривой растрепанных огненно-рыжих волос и огромной бородой, такой же рыжей и еще более лохматой, вылетела, кувыркаясь, на дорогу. Мужчина был совсем голый, здоровенный, и явно понадобилось не меньше полдюжины чьих-то рук и ног, чтобы придать ему такую скорость. Вслед за ним вылетела охапка истрепанной одежды и приземлилась в дорожную грязь. Затем последовал поток ругательств и угроз, резко оборванный захлопнувшейся дверью.
В сумерках голый незнакомец не заметил Дика. Презрев необходимость одеться, он набрал полные пригоршни грязи и запустил в дверь.
— Сволочи! Грязные жулики! — ревел он с акцентом, какой можно услышать только в Дублине. — А ну, выходите и подеремся, как подобает мужчинам!
Что бы ни натворил рыжебородый, но это, по-видимому, переполошило даже всех крыс в доме. То, что он стоял голый и безоружный, похоже, воодушевило обитателей дома, поскольку дверь снова распахнулась и с полдюжины мерзавцев, какими кишел квартал, высыпали на улицу с ножами и дубинками.
Обычно Дик был не склонен участвовать в уличных потасовках, но этот человек был безоружен и к тому же говорил по-английски. Он махнул двум сопровождавшим его факельщикам, те пустили в ход дубинки, а сам Дик выхватил ятаган и ринулся в свалку, выкрикнув имя Исмаила, которое само по себе нагоняло страх. Злодеи быстро скрылись обратно в свою нору. На пустынной аллее остались только Дик, двое его слуг и голый рыжеволосый человек.
Дик ожидал лишь невнятных слов благодарности и, возможно, завистливого взгляда, что было обычно в этой части города, и собрался продолжить свой путь. Но, к его удивлению, огромный человек остановил его, заговорив теперь по-арабски:
— Барак Аллаху фик, йа сиди! Ты появился как раз вовремя, и мне очень жаль, что сейчас у меня нет возможности выразить тебе свою признательность — как ты, без сомнения, видишь! Но, возможно, придет время, когда я смогу заплатить тебе за помощь.
Улыбаясь, Дик молча смотрел на него — он понял, что рыжеволосый принял его за мавра.
— Буду рад. Но мне показалось, что ты поносил их по-английски. Для меня это было достаточной причиной, чтобы прийти тебе на помощь.
Рыжий в изумлении уставился на него, разинув рот.
— Ричард Мак-Грегор — под таким именем я был рожден в Вирджинии, — улыбнулся Дик. — Здесь меня зовут Хасаном эс-Саидом. Я каид раха конного полка, состою на службе у султана.
— Матерь Божья! — воскликнул рыжеволосый гигант в волнении и удивлении. — Ты говоришь о конях? Тогда это двойная удача, что я тебя встретил, и если есть хоть одно свободное седло, которое надо заполнить, я мог бы прекрасно послужить тебе. Меня зовут Маллиган — Майкл Маллиган, хотя в этой райской стране мое имя Мустафа эль-Ахмар — я приобрел его, осмелюсь предположить, тем же путем, что и ты, если ты понимаешь, о чем я.
— Отлично! — засмеялся Дик, хотя и насторожился при упоминании о прежнем месте службы рыжего. — Похоже, что для тебя и в самом деле найдется местечко. Полк еще только организуется. Но здесь не место говорить об этом! Собирай одежду, и пошли.
Рыжеволосый колебался, внезапно вспомнив о своем положении. В нем проснулась гордость, послужившая в глазах Дика прекрасной рекомендацией.
— Эти проклятые негодяи прямо-таки обчистили меня, — вздохнул он. — Извини, но этими тряпками я едва могу прикрыть наготу. Вряд ли мой вид можно назвать подходящим для визитов.
— Брось! — грубовато сказал Дик. — Не сомневаюсь, что мы все устроим как нельзя лучше. Но давай все-таки пойдем, а то у меня уже живот подвело!
Поскольку его дом был еще не готов для приема гостей, Дик решился повести нового приятеля к Клюни. Тот быстро понял, что к чему, и радостно приветствовал обоих.
В дом Дика послали слугу — предупредить Азизу, что сегодня он придет поздно. Рыжему дали вымыться в ванне и надеть свежее платье, хотя красоткам-рабыням Заиде и Хабибе показываться было не велено. Затем они пообедали, выпили чаю и даже распили на троих бутылочку бренди, поскольку Майк Маллиган ничего против этого не имел.
Потом он снова во всех подробностях рассказал свою историю, которая совпадала с тем, что могучий ирландец уже говорил Дику. Коварства в этом человеке не было: во всех его неприятностях следовало винить огромную силу и вспыльчивый нрав. Когда они стояли в Гибралтаре, он, как и многие его сослуживцы, завел себе любовницу-испанку, и из-за нее-то и повздорил с местным жителем. Ревнивец достал нож, а Майк схватил тяжелую саблю и разрубил беднягу от макушки до пупка. Не желая быть повешенным — а это неминуемо произошло бы, если бы он остался — Майк ускользнул на алжирском крейсере и попал в объятия ислама. С этого времени он вел жизнь солдата удачи. Недавно беспокойные ноги принесли его из Алжира на запад, — Майк решил разузнать, что могут предложить ему Магриб и империя Мулаи Исмаила. Здесь, в поисках развлечений и невинных удовольствий, он заглянул в веселый дом и угодил в лапы мошенников, чему свидетелем и оказался Дик.
Конечно, возможности проверить его историю не было. Но Майк рассказывал так искренне, что все выглядело вполне убедительным, хотя он не пытался оправдать свои ошибки и малопохвальное поведение. Дик и Клюни решили, что разумная доля доверия не причинит вреда, Майка быстро подвергли испытаниям в верховой езде, и он прошел их с честью, хотя на огромном белом коне Шайтане ехать отказался. Неделя полевых испытаний показала, что он не умеет обходиться с лошадьми так, как Дик, и инициативы, делавшей Дика бесспорным лидером, ему тоже недостает. Но, с другой стороны, он обладал безграничным мужеством и помнил из области военного искусства гораздо больше, чем Дик вообще когда-либо знал. Доказать его верность могло только время, но он явно был привязан к Дику и смотрел на него примерно так, как джинн из лампы смотрел на Аладдина. Дик и Клюни поразмыслили и решили, что он справится, и по их рекомендации Майка назначили каид наибом, вторым по старшинству командиром после Дика.
Других офицеров подобрать оказалось не так просто. Большинство пленников, попадавших в Мекнес, были моряками. Немногие из них умели обращаться с лошадьми или что-то понимали в кавалерии. Но и моряк может этому научиться. Мужество и инициативность, верность и энтузиазм, некоторая бесшабашность — вот на чем основывался выбор. Пьер Буледрен, черноволосый стремительный француз, который никогда, казалось, не слышал слова «страх», был назначен каидом эль-миа, командиром первого батальона. Воленс Липарри, смуглый флегматик-венецианец — почти полная ему противоположность, отличавшийся, однако, тонким чувством юмора, — стал вторым каидом эль-миа. Командиры легких эскадронов также были весьма разнообразны: Була Хукко — воинственный чернокожий из Сенегала, Ханс Эдельман — белобрысый голландец, спокойный, молчаливый, пока не выпьет, но в драке настоящий лев; Сива с оливковой кожей и голубыми глазами — бербер с севера. Пепе Рейес и Гил Гон салес — жизнерадостные испанцы; Оуэн Конвей — суровый чернобровый уэльсец, а Жоао Перрейра и Педро Ваз — стройные темноглазые португальцы.
