Жорж Санд - Графиня Рудольштадт
— Допустим. Но знать — еще не значит получить ответ. Если вы влюбитесь, я бы хотел узнать об этом.
— Не понимаю, зачем?
— В самом деле, не понимаете? Посмотрите мне в глаза. У вас сегодня какой-то рассеянный взгляд.
— Господин капитан, вы, кажется, подражаете королю. Говорят, что при допросе обвиняемого он пристально смотрит ему в глаза. Поверьте, такие приемы дозволены ему одному. Впрочем, если бы он пришел с тем же ко мне, я бы попросила его вернуться к своим делам.
— Вот как! Вы бы сказали ему: «Идите прочь, государь»?
— А почему бы и нет? Место короля на коне или на троне, а если бы ему вздумалось навестить меня, я была бы вправе отказаться терпеть его дурное настроение.
— Согласен. Но вы так и не ответили мне. Вы не хотите избрать меня поверенным ваших будущих любовных приключений?
— У меня не может быть любовных приключений, барон, я уже не раз повторяла вам это.
— Да, в шутку, потому что я и спрашивал вас в шутку. Ну, а если сейчас я говорю серьезно?
— Я отвечу то же самое.
— Знаете, вы странная особа.
— Но почему же?
— Потому что вы единственная актриса, которая не занимается ни любовью, ни флиртом.
— Вы дурного мнения об актрисах, капитан.
— Нет! Я знавал и добродетельных актрис, но все они стремились к выгодному замужеству, а вы… уж и не знаю, о чем думаете вы.
— Я думаю о том, что вечером мне предстоит петь.
— Так вы живете сегодняшним днем?
— Да, теперь я живу так, а не иначе.
— Значит, не всегда было так?
— Нет, капитан.
— Вы любили?
— Да, капитан.
— Серьезно?
— Да.
— И долго?
— Да.
— А что случилось с вашим возлюбленным?
— Он умер!
— Но вы не утешились?
— Нет.
— О, вы еще утешитесь.
— Боюсь, что нет.
— Странно. Так вы не думаете выходить замуж?
— Никогда.
— И никогда никого не полюбите?
— Никогда.
— И даже не заведете себе друга?
— Даже друга — в том значении, какое придают этому слову прекрасные дамы.
— Полноте! Если вы поедете в Париж и король Людовик Пятнадцатый, этот галантный кавалер…
— Я не люблю королей, капитан, и особенно не терплю королей галантных.
— Ага, понимаю, вы предпочитаете пажей. Например, такого красивого кавалера, как Тренк!
— Я никогда не обращала внимания на его наружность.
— И тем не менее сохранили с ним какие-то отношения!
— Будь это так, наши отношения носили бы характер чистой и незапятнанной дружбы.
— Значит, вы признаетесь, что эти отношения существуют?
— Этого я не сказала, — ответила Консуэло, испугавшись, что может выдать принцессу.
— Так вы отрицаете это?
— Если бы эти отношения существовали, у меня бы не было причин отрицать их. Но почему капитан Крейц расспрашивает меня так упорно? Неужели это может его интересовать?
— Очевидно, это интересует короля, — ответил Фридрих, снимая шляпу и резким движением нахлобучивая ее на белую мраморную голову Полигимнии, чей античный бюст украшал одну из консолей.
— Если бы меня удостоил своим посещением король, — сказала Консуэло, превозмогая овладевший ею страх, — я бы решила, что ему угодно послушать музыку, и села бы за клавесин, чтобы спеть ему арию из «Покинутой Ариадны»…
— Король не любит, когда предвосхищают его желания. Он желает, чтобы ему отвечали на вопрос определенно и ясно. Что вы делали сегодня ночью в королевском дворце? Видите ли, раз вы ходите к нему во дворец в неурочное время и без его позволения, значит, и он вправе вести себя у вас в доме как хозяин.
Консуэло затрепетала, но, к счастью, присутствие духа всегда словно чудом спасало ее от многих опасностей. Она вспомнила, что Фридриху нередко случалось прибегать ко лжи, чтобы выведать правду, и что его излюбленным средством вырвать у человека признание было напасть на него врасплох. Она овладела собой и, побледнев, но все-таки улыбаясь, сказала:
— Какое странное обвинение! Не знаю право, что и отвечать на столь экстравагантные вопросы.
— Вы стали разговорчивее, — заметил король. — Совершенно ясно, что вы лжете. Были вы этой ночью во дворце? Отвечайте — да или нет?
— В таком случае — нет! — смело сказала Консуэло, предпочитая быть с позором уличенной во лжи, нежели сделать подлость и выдать чужую тайну, лишь бы оправдаться самой.
— Вы не выходили из дворца в три часа ночи, одна, без провожатых?
— Нет, — ответила Консуэло, которая немного приободрилась, заметив в выражении лица короля едва уловимый оттенок неуверенности, и теперь превосходно разыгрывала удивление.
— Вы осмелились трижды произнести слово нет, — гневно вскричал король, испепеляя девушку взглядом.
— Я осмелюсь произнести это слово и в четвертый раз, если того потребует ваше величество, — ответила Консуэло, решаясь противостоять грозе до конца.
— О, я знаю, женщина способна защищать свою ложь даже под пыткой, как первые христиане защищали то, что они считали правдой. Кто может похвастаться тем, что вырвал искренний ответ у женщины? Послушайте, мадемуазель, до сих пор я питал к вам уважение, ибо полагал, что вы являетесь единственным исключением среди обладательниц пороков вашего пола. Я не считал вас способной ни к интригам, ни к вероломству, ни к наглости. Мое доверие к вам простиралось до дружбы…
— А теперь, ваше величество…
— Не перебивайте меня. Теперь я держусь другого мнения, и скоро вы почувствуете его последствия. Слушайте меня внимательно. Если вы имели несчастье вмешаться в мелкие дворцовые интриги, выслушать чьи-то неуместные излияния, оказать кому-то опасные услуги, не обольщайтесь — вам недолго удастся обманывать меня, и я прогоню вас отсюда, причем позор вашего изгнания будет столь же велик, сколь велики были благожелательность и уважение, с какими я вас встретил.
— Государь, — бесстрашно ответила Консуэло, — так как самое заветное и самое неизменное мое желание — это желание покинуть Пруссию, я с благодарностью приму приказ о моем выезде, как бы унизителен ни был предлог моего удаления и как бы сурово вы со мной ни говорили.
— Ах, так! — вскричал Фридрих вне себя от ярости. — Вы осмеливаетесь разговаривать со мной в подобном тоне!
При этом он поднял трость, словно собираясь ударить Консуэло, но спокойный и презрительный вид, с каким она ждала этого оскорбления, отрезвил его, и, далеко отбросив трость, он взволнованно проговорил:
— Забудьте, что вы имеете право на благодарность капитана Крейца, и обращайтесь к королю с подобающим уважением, не то я могу выйти из себя и наказать вас, как упрямого ребенка.
— Государь, мне известно, что в вашей августейшей семье бьют детей, и я слышала, что ваше величество, стремясь избавиться от такого обращения, когда-то сами пробовали бежать. Мне, цыганке, будет легче совершить побег, чем кронпринцу Фридриху. Если король в течение двадцати четырех часов не удалит меня из своего государства, я сама постараюсь успокоить его относительно моих интриг и покину Пруссию без всяких бумаг, хотя бы мне пришлось идти пешком и перебираться через рвы, подобно дезертирам и контрабандистам.
