Наталия Орбенина - Перо фламинго
Но еще более удивительным оказалось, что если кое-как, с грехом пополам, пренебрегая всеми законами приличия влезть на спину этому существу, то удержаться еще трудней, особенно, когда верблюд поднимается, распрямляя сначала задние ноги, а потом передние. Тогда лети вперед кувырком через голову, что чуть было и не произошло с дамами. Зоя с криком ухватилась за деревянное приспособление, укрепленное на спине животного, и с трудом удержалась. Серафима Львовна, охая и ахая, тоже кое-как взгромоздилась на спину «корабля пустыни», отчаянно страдая от отсутствия грациозности и нелепости своей позы. Верблюду не понравилась нервозность наездницы, и он издал резкий гортанный крик, высунул язык, который раздулся и стал огромным фиолетовым мешком, болтающимся у губы животного. Все эти повадки еще больше перепугали женщин. Серафима Львовна с опаской оглянулась по сторонам и затосковала, оказавшись высоко от земли, ведь без посторонней помощи не слезешь. Но что не сделаешь ради науки!
В этот раз по настоянию Северова пришлось облачиться подобно местным женщинам, замотав лицо по самые глаза. Так будет легче переносить жару и защищаться от песка.
Наконец тронулись. Северов и Соболев впереди, потом женщины, следом молодые люди и Аристов. Проводники ехали впереди и по бокам маленького каравана.
– Признайтесь, Северов, ведь неспроста мы высадились именно в этом месте? – прервал долгое молчание профессор.
– Я знал, что вы спросите.
– Ведь вы знаете, где может быть Альхор? Так? Вы видели его! – вдруг догадался Соболев.
– Признаться, мне нечего вам ответить. Вероятно, да! Да, я видел Альхор. Он мне открылся, но я был так глуп, так невежественен, что я не понял этого сразу! Только тогда, когда он исчез прямо на моих глазах, я осознал свою потерю!
– Что же, что вы видели? – профессор разволновался, но разволновался и его собеседник.
– Не теперь, позже, потом! Сейчас надо смотреть по сторонам, не сбиться с пути, не утонуть в обмане миражей, и среди этих иллюзий пустыни не пропустить город, единственный, заколдованный!
– Значит, то, что вы видели, действительно не фата-моргана, не мираж?
– Разумеется! Ведь к миражу вы не приблизитесь никогда, он недостижим, неосязаем. Альхор существует реально, я не только видел, я осязал его. Он прекрасен и ужасен одновременно! Я самый несчастный человек на свете. Я упустил то, что дается единицам из смертных, я упустил уникальное знание!
В это время один из проводников приблизился к Северову и стал что-то быстро и тревожно говорить, показывая на запад и крутя носом в воздухе.
– Что он говорит? – забеспокоился Викентий Илларионович.
– Он говорит, что нам надо спешить, чтобы успеть добраться до бедуинской стоянки. Похоже, приближается песчаная буря. Если она застанет нас среди барханов, нам несдобровать!
Верблюды ускорили свой шаг, потом перешли на бег. Теперь все путешественники тревожно вглядывались в горизонт на западе, где виднелась едва заметная темная полоса. А ведь еще два часа назад ничто не предвещало беды. А теперь в воздухе стоял удушливый зной, небо из ярко-синего превратилось в желтое, а солнце сделалось бледным, как луна. Через полчаса небо стало стремительно темнеть. Дышать каждую минуту становилось все труднее, кожа горела, даже под одеждой. Кончики пальцев неприятно покалывало.
Проводник что-то еще прокричал, в этот миг и началось. Засвистело, заревело, завертело! Воздух разом утратил свою прозрачность, стал желто-серым, и через него злобно, отвратительно, мрачно блестело солнце. Теперь оно уже окрасилось в кроваво-красный цвет и приняло вид круга, совершенно лишившись лучей.
Серна судорожно вцепилась в своего верблюда. Тот ревел и шарахался из стороны в сторону. Серна заваливалась то на правый, то на левый бок. Иногда верблюд пытался лягнуть задней ногой и остервенело крутил хвостом. В великом страхе Серафима сидела, вцепившись в ручку сиденья, и с тоской чувствовала, что оно укреплено неудачно и неумолимо сползает назад. Все трудней и трудней становилось удерживаться на спине верблюда, руки взмокли и задеревенели от напряжения. Когда порыв ветра с колючим песком в очередной раз чуть не вырвал её из седла, Серафима закричала от страха, да так громко, пронзительно, что перепуганный и обозленный верблюд с ревом, с высунутым наружу раздутым фиолетовым языком бросился в сторону от нестройной цепи каравана. Серна не могла его остановить, она почти распласталась на его спине, пытаясь удержаться и руками и ногами. Проводник с длинной палкой, которой он погонял животных, отстал. Она беспомощно оглянулась, следом, как ей показалось, она увидела Аристова. Или это было видение?
В бурю бесполезно пытаться бороться с ветром. Удержаться на ногах нет никакой возможности. Поэтому вскоре все верблюды попадали на колени, а рядом с ними повалились и их седоки, прячась за их мохнатыми спинами от нестерпимо колючего песка и злого ветра.
Так продолжалось час или полтора. Понемногу ветер стал стихать, а потом и вовсе воцарилась мертвая тишина. Путники боязливо стали сначала поднимать головы и выбираться из куч песка, наметенных вокруг. Соболев поднялся одним из первых и первым же понял, что все на месте, все живы. За исключением его жены и Аристова. Их бросились искать, полагая, что, может, они тут, рядом, их занесло песком, да без толку. Серна и Егор исчезли.
Глава шестнадцатая
Поиски пропавших продолжались несколько часов. Искали следы, помет верблюдов, предметы одежды, кричали, стреляли в воздух, копали песок, расходились кругами в разные стороны и возвращались все к одному и тому же месту. Нет, нет и нет. Один из проводников угрюмо поведал, что песок, наметенный на упавшего, может быть столь высок, что этот могильный холм не найти и не разрыть никогда. Разве что другая буря разметет бархан, и тогда, может быть, откроются иссохшие останки. Викентий Илларионович мрачно выслушал любезный перевод Северова и заявил, что найдет товарища и свою жену живой, чего бы это ему ни стоило. Проводник покачал головой и сказал, что теперь поиски надо прекратить и двигаться к бедуинам.
Солнце начало свой путь к горизонту. Впереди ночь. Возможна еще буря. После весьма эмоционального совещания было принято решение идти к бедуинам, а наутро продолжить поиски. В стойбище бедуинов их приняли вполне радушно и даже согласились помогать в поисках пропавших. Спать повалились, как подкошенные, на тюфяках, набитых верблюжьей шерстью. Соболев почти не спал, едва смыкал глаза, как снова просыпался. Неужели она погибла, неужели он не найдет её? Боже милостивый, какая нелепость, какая несуразица. Такой женщине найти свой конец не в собственной постели, а в дикой пустыне! И кто виноват? Он, её муж! Он погнался за мифом, за миражом и заплатил страшную цену за свое мальчишеское заблуждение. Как, как теперь жить?
