Жюльетта Бенцони - Язон четырех морей
Грохот кареты по пустынным улицам ночного Парижа наполнял ее уши угрожающим шумом. Она скользила взглядом по проплывающим мимо фасадам домов, где мирно спали добропорядочные обыватели, для которых, без сомнения, сердечные бури представляли второстепенный интерес.
Уже почти доехали до Лилльской улицы, когда у Марианны появилась новая идея. Она потянула за шнурок, привязанный к мизинцу кучера. Тот обернулся.
– Остановись, Гракх, – сказала она, – сейчас мы не поедем домой.
– Слушаюсь, сударыня. Куда прикажете?
– Шоссе д’Антен, в русское посольство. Ты знаешь, где это?
– Старый особняк Фелюсон? Конечно, какой парижанин не знает!
После умелого разворота карета снова направилась к Сене, но на этот раз галопом. Пустынные улицы позволяли это. Потребовалось всего несколько минут такого быстрого аллюра, чтобы покрыть весь путь. Скоро уже показалась громадная триумфальная арка метров десяти в вышину и ширину, служившая порталом русского посольства. За нею виднелся обширный сад с колоннами и статуями, а в самой глубине его особняк сиял, словно в праздник, множеством огней. Но у входа усатые казаки в длинных одеяниях несли строгий караул. Марианна напрасно перечисляла свои имена и титулы, повторяя, что она хочет видеть посла, князя Куракина, – стражи оставались непреклонными: нет пропуска – нет прохода! Мало ли кто захочет войти в посольство, особенно ночью…
– Тьфу ты! – пробурчал Гракх. – Вот это уж охрана! Интересно, что там прячут, что эти усачи такие подозрительные? К Императору и то легче пробиться, чем сюда! И что теперь прикажете делать, госпожа княгиня?
– Я не знаю! – огорченно сказала Марианна. – Однако мне необходимо войти или хотя бы… Послушай, Гракх, сходи узнай у них, не вернулся ли еще граф Чернышов. Если его нет, мы подождем, иначе…
– Иначе?
– Иди же. В конце концов что-нибудь придумаем.
Гракх послушно слез с сиденья и направился к казаку, который ему почему-то больше понравился. Диалог продолжался недолго, после чего Гракх вернулся уведомить хозяйку, что граф еще не вернулся.
– Хорошо, – сказала Марианна, – поднимись и разверни карету. Будем ждать его.
– Вы считаете, что это хорошая мысль? А по-моему, он не такой уж добрый друг, чтобы…
– С каких это пор ты обсуждаешь мои приказания? Разверни карету, и подождем.
Но Гракх не успел исполнить требуемый маневр. Раздался шум едущей по саду кареты, и Марианна тотчас приказала кучеру не трогаться с места. Если они не отъедут, другая карета не сможет остановиться у входа в посольство. Может быть, Марианне повезет, и подъезжающий экипаж окажется именно тем, который она ждет.
Но это была упряжка Талейрана. Марианна сразу узнала великолепных англо-арабов, которыми так гордился князь, и цвета его ливреи. Со своей стороны Талейран узнал карету молодой женщины и приказал кучеру пристроиться рядом с ней. Его бледное лицо с голубыми глазами появилось в окошке.
– Я ехал к вам, – с улыбкой сказал он, – но поскольку вы здесь, я могу отправиться спать с удовлетворенным чувством исполненного долга… так же, как и вы, ибо я не думаю, что у вас здесь еще много дел, а?
– Право, не знаю. Я хотела…
– Увидеть посла? Ведь так? Или по меньшей мере встретить Чернышова? Тогда я прав. Вы можете спокойно отправляться спать, не боясь дурных снов: граф Чернышов уезжает этой же ночью в Москву… с… гм… срочными депешами.
– Он должен ехать завтра.
– Он уедет через час… Князь Куракин прекрасно понял, что некоторые миссии не терпят отлагательства… и не могут подвергаться риску из-за случайной дуэли на саблях. Этим оружием наш друг Бофор фехтует так же хорошо, как и славный полковник, и шансы на успех у них равные. Так вот, посол считает, что в данный момент царь срочно нуждается в своем любимом курьере… Не беспокойтесь, Чернышов послушается.
– А… дуэль?
– Отложится до греческих календ… или хотя бы до первого случая, когда эти господа окажутся вместе, что вряд ли возможно, раз через неделю Бофор возвращается в Америку.
Волна тепла залила оледеневшее сердце Марианны. Испытываемое ею облегчение было таким глубоким, что слезы засверкали на ее глазах. Через опущенное окно она непроизвольно протянула руку старому другу.
– Как отблагодарить вас? Вы – мой добрый гений.
Но Талейран с внезапно помрачневшим лицом покачал головой:
– Боюсь, что нет! Если вы барахтаетесь в этой ужасной каше, именуемой жизнью, я в большой доле несу ответственность за это! Я уже давно сожалею, что представил вас… вы знаете кому! Если бы не та пагубная идея, вы, может быть, были бы сейчас счастливы. Я должен был понять… в тот вечер, когда вы встретились у меня с Язоном Бофором. Теперь слишком поздно, каждый из вас состоит в браке…
– Я никогда не откажусь от него! Я тоже должна была понять раньше, но я не хочу слышать, что уже слишком поздно. Любить никогда не поздно.
– Увы, дорогая… в моем возрасте!
– Вовсе нет! – с такой страстью воскликнула Марианна, что при всем его скептицизме государственный муж вздрогнул. – Если бы вы действительно захотели, вы смогли бы еще любить! И может быть, кто знает, познать самую великую, единственную любовь в вашей жизни.
Князь промолчал. Опершись подбородком на сложенные на золотом набалдашнике трости руки, он казался погруженным в мечтательную дрему. Марианна видела, как поблескивают его обычно холодные глаза, и спросила себя, не представлял ли он в воображении, слушая ее, чье-то лицо, фигуру, может быть, любовь, о которой он не смел думать, считая ее невозможной. Тихо, словно отвечая самой себе, Марианна прошептала:
– Невозможная любовь – единственная, в которую я верю, ибо только она представляет собой цель жизни, единственная, заслуживающая того, чтобы за нее бороться…
– Что вы называете невозможной любовью, Марианна? Ваша любовь к Язону, ибо вы любите его, не из тех, что можно назвать так. Просто трудная любовь.
– Боюсь, что нет. Ее воплощение кажется мне таким же невозможным, как… – она запнулась на мгновение, затем торопливо продолжала: —…как если бы вы, например, влюбились в вашу племянницу Доротею и захотели сделать ее своей возлюбленной.
Взгляд Талейрана встретился со взглядом Марианны. Он стал более холодным и непроницаемым, чем обычно.
– Вы правы, – серьезно сказал он. – Действительно, это хороший пример невозможной любви! Спокойной ночи, дорогая княгиня… Не помню, говорил ли я уже вам, но я вас очень люблю.
Обе кареты одновременно тронулись, и осчастливленная Марианна со вздохом откинулась на подушки, закрыв глаза, чтобы лучше насладиться вновь обретенным миром.
Вернувшись домой и войдя в свою комнату, она обратила внимание на начищенные до блеска штиблеты, безусловно, мужские, лежавшие на обтянутом зеленой тафтой табурете.
