Мэри Хупер - Падшая Грейс
— А в трауре я лишь потому, что работаю на Победоноссонов, участвуя в похоронах за плату, — добавила Грейс, понизив голос, — и когда я на работе, то не имею права ни с кем разговаривать.
Миссис Макриди ахнула.
— Кто бы мог подумать!
Поскольку к этому моменту скорбящих в буфете уже почти не осталось, Грейс продолжала:
— А как вы поживаете, миссис Макриди? Надеюсь, вы пришли на похороны не слишком близкого родственника?
— Нет, но, к сожалению, я провожаю в последний путь мистера и миссис Биль. — И почтенная дама вздохнула.
Грейс тихонько вскрикнула.
— Какая жалость!
— Они ушли друг за другом, да упокоит Господь их души, а Общество слепых оплатило их погребение здесь по третьему разряду. — Ее глаза сверкнули. — Но, черт возьми, что за место, и поездка на поезде, и все остальное! Какая прелесть — ехать в одном поезде с благородными особами, только в разных вагонах! — Пожилая дама внезапно закрыла ладонью рот. — Но я совсем забыла вам сказать: в дом моего сына приходили и спрашивали о вас!
Грейс удивленно посмотрела на нее.
— Правда?
— Какая-то женщина… Как же ее звали? — Миссис Макриди почесала голову под вуалью. — Она узнала, что вы когда-то снимали у меня комнату, и сказала, что если я снова с вами увижусь, то должна передать вам, чтобы вы с ней связалась. Адрес мне свой оставила… У нее была такая обыкновенная фамилия… Смит! — торжествующе воскликнула миссис Макриди. — Да, она представилась как миссис Смит!
Грейс осторожно опустила вуаль, надеясь, что миссис Макриди не заметила, как у нее дрожат руки.
— Не думаю, что знакома с миссис Смит. — Она попыталась улыбнуться. — Звучит так, словно имя не настоящее.
— У меня где-то записан ее адрес. Я могу найти его и передать вам, если хотите.
Грейс сжала ладонь миссис Макриди.
— Спасибо, но не думаю, что это необходимо. Не обижайтесь, но я решила забыть о прошлом.
— Конечно, дорогая. Поступайте, как знаете, — ответила миссис Макриди. — Возможно, она хочет получить от вас какую-то выгоду. Никогда нельзя знать наверняка, — добавила она.
Грейс кивнула. Она сразу об этом подумала: «миссис Смит» выяснила, что теперь у нее появилась постоянная работа, и решила шантажировать ее.
— Но все равно спасибо, что сообщили о ее визите, и надеюсь, что мы с вами еще встретимся, и при более радостных обстоятельствах, — ответила Грейс, прикоснулась прикрытой вуалью щекой к щеке миссис Макриди и пошла к поезду.
* * *Среди ночи — а точнее, в четыре часа утра — Грейс проснулась и увидела, что Джейн стоит у окна и всматривается в темноту.
— Что стряслось? — сонно спросила она.
— Что-то… не знаю, что именно, — нервным шепотом ответила та. — Уже час или даже больше во всех церквях бьют колокола — неужели ты не слышишь? И на улице полно людей.
Грейс, неожиданно поняв, что тоже слышит набат, села в кровати. Набат был монотонным и гулким и доносился не только из их церкви, но и, как ей показалось, из нескольких соседних.
— Ты когда-нибудь слышала, чтобы так били в колокола?
Джейн покачала головой.
— Может, война началась? — встревоженно предположила она. — Или пожар?
— Сходи и спроси кого-нибудь! — посоветовала ей Грейс. — Посмотри, кто еще проснулся.
Но Джейн была слишком напугана, поэтому Грейс зажгла свечу, завернулась в одеяло, чтобы не простудиться (в помещении царил ужасный холод), и пошла к лестнице. Там уже стояли две белошвейки и взволнованно обсуждали что-то с каменотесом.
— Что случилось? — спросила их Грейс. — Почему бьют в колокола?
— Мы не знаем! — ответила одна из девушек.
— Мы попросили Вильфа сходить на улицу и узнать это, — добавила другая.
Пока они ждали, со стороны приемной донесся еще один звук — звонили в колокольчик, которым мистер и миссис Победоноссон иногда пользовались, чтобы созвать всю прислугу перед походом в церковь или чтобы сделать важное объявление. Грейс вернулась в спальню и сказала Джейн, что ей следует поторопиться и спуститься вниз.
В приемной горела одна газовая лампа, и от ее неровного света высокий мраморный ангел отбрасывал на стену неверную, колышущуюся тень. Там их ожидал мистер Победоноссон — полностью одетый, с серьезным и торжественным лицом, только что прибывший из Кенсингтона и желающий как можно скорее сообщить новости своим служащим.
Призвав присутствующих к тишине, он объявил:
— Без сомнения, все вы гадаете о том, что могло случиться. — Он подождал, пока стихнут возгласы, выражающие согласие, и продолжил: — Моя печальная обязанность — сообщить вам о том, что принц Альберт, супруг нашей дорогой королевы, скончался сегодня ночью.
Все собравшиеся в комнате дружно ахнули, а две девушки даже расплакались. Грейс вспомнила красивое страстное лицо, которое ей удалось разглядеть в окне кареты, а затем — эпитафии, которые она только накануне читала на могильных плитах. Да, это правда: смерть поджидает всех, не проявляя никакого уважения к положению человека в обществе.
— Мы и не знали, что он болен, сэр! — крикнул кто-то.
— А как же королева? Это ее убьет!
Мистер Победоноссон ответил:
— Вряд ли я должен напоминать вам о том, какой это удар для страны. Национальная катастрофа.
Зазвучал гул одобрения, послышались всхлипы.
— Однако… — Мистер Победоноссон сделал паузу и откашлялся. — Несмотря на то что для всех нас это, несомненно, настоящая трагедия, кое-кто может, гм… — Он снова замолчал, подыскивая нужные слова. — Некоторых эта трагедия потрясет сильнее. А кое-кто — хотя они, несомненно, так же переживают, как и все остальные, — возможно… не совсем…
Он решил отказаться от попыток сообщить им как можно в более достойной манере о том, что они с миссис Победоноссон уже обсудили ситуацию и пришли к выводу, что смерть принца Альберта вызовет своеобразный подъем похоронного бизнеса, ведь нет никаких сомнений в том, что вся нация непременно оденется в черное.
— Все наши мысли сейчас обращены к нашей дорогой королеве, — искренне заключил он.
Двумя днями позже Грейс подумала о том, какая удивительная вещь приключилась с окружающим миром: он за одну ночь стал черным. Магазины, омнибусы, наемные экипажи, поезда, лошади, рестораны и дома были задрапированы в целые ярды бомбазина или крепа. На собаках появились черные ошейники, на кошках — черные банты, а длинные белые пеленки младенцев теперь были украшены окантовкой из черного грогрена. Люди словно задались целью доказать свою преданность королеве Виктории и принцу Альберту — или, возможно, желали, чтобы окружающие считали их аристократами, а значит — приближенными к королевской семье.
