Симона Вилар - Дикое сердце
«Это хорошее, богоугодное дело — возвращение мощей, думал епископ, на ходу благословляя селян. — А то, что замысел франков провалился…»
Он знал, что это вызовет гнев, и мог понять почему. Несколько лет Ролло готовился к войне, огромное множество викингов стояли теперь под его началом, его связи с норманнами по всей Франкии — все это держало франков в постоянном напряжении. Любой, даже незначительный набег какого-нибудь решившего развлечься ярда причинял им серьезный урон. А военная кампания этой зимой не на шутку напугала, хотя для Ролло, по сути, это было легкой пробой сил, небрежной демонстрацией осмелившимся обнажить оружие франкам, что их ждет в дальнейшем.
Союз с викингами Луары, юга, Англии — Ролло только ждал часа, когда сможет дать сигнал для наступления. И если на северян из Англии он не очень мог рассчитывать, то викинги с Луары (Геллон и Рагнар Жженый дали свое «добро» на выступление) были готовы выступить хоть сейчас. Если Ролло и начнет военные действия, то это произойдет нынешней осенью, когда будет собран урожай, а викингам будет что грабить. Да и на Гаронне вспышка оспы уже пойдет на убыль. Поэтому Роберт и его сообщники не ошибались, стремясь перенести начало войны на более ранний, неудобный для Ролло срок и в невыгодное ему место. И вот выходило, что их план рушился. Что ж, ему, Франкону, придется клясться всеми святыми, что не его вина в том, что «приманка для Ролло» не попала с ним в город Эрве.
Вернее, города как такового не было. Были руины — обломки стен, поросшие мелиссой, плющом и крапивой. Когда-то здесь был римский форт, после — город франков, но от всего этого остались лишь развалины стены и облупивщаяся башня, а ниже, по склону спускавшегося к лесу холма, виднелись груды каменей и римской черепицы. Буйно разрослись крапива и ежевика, среди камней возвышались старые яблони, под которыми виднелись уже признаки новой жизни — хижины-мазанки под тростниковыми крышами, а за ними, дальше к лесу, узкие полосы отвоеванной у леса пашни.
Когда паломники стали располагаться лагерем, Франкон удалился туда, где темнели постройки того, что некогда было монастырем Святого Таурина. От него тоже мало что осталось, хотя во времени Меровингов здесь было обширное аббатство с многочисленными дворами, колоннадами, башнями с куполом. Теперь лишь несколько стен трансепта с полукруглыми пустыми дырками окон выделялись среди плюща и папоротников. А ведь аббатство было сожжено лишь немногим более двадцати лет назад и следы копоти до сих пор свидетельствовали о набеге сегодняшних хозяев этих земель — норманнов. Зато маленькая часовня — мощная, словно изваянная в глыбе камня, полностью сохранилась. Возле нее виднелись грубые бревенчатые постройки новых монахов-бенедиктинцев, справлявших службу в этом забытом богом краю.
Еще десять лет назад здесь поселился отшельник, стал возделывать участок земли, отвоеванный у дебрей при помощи плуга и мотыги. Когда при Ролло настали мирные дни, в Эрве вернулся кое-кто из прежней братии, и теперь у Франкона сладко заныло сердце, когда к нему навстречу вышла целая вереница старичков-монахов с пением литании, преклонила колени.
Монахи указали епископу на неплохо сохранившуюся крипту под плитами руин, где даже уцелела мозаика на колоннах. Это было место прежнего обиталища мощей святого, и теперь им надлежало занять прежнее место. Это навеяло на Франкона благодушное настроение. Он долго и упоенно молился среди затхлого воздуха под потемневшим сводом. Когда вновь вышел на поверхность, уже пламенел закат. Паломники ставили палатки, разводили костры, отовсюду доносился запах стряпни. И именно в этот миг один из крещеных норманнов-охранников сообщил, что по реке к ним приближаются два весельных драккара.
Франкон поспешил на берег. Появление драккаров под полосатым парусом и щитами на бортах в любом другом месте вызвало бы настоящую панику. Здесь же лишь пробежало легкое любопытство. Люди поспешили на берег встречать корабли, а через миг Франкону донесли, что на первой из драконьих ладей находится жена правителя Нормандии.
Франкон не сразу разглядел ее своими близорукими глазами. В глубине души он был недоволен ее прибытием. Вздохнул.
— Такова, видно, воля Божья.
Теперь ему даже не приходилось вмешиваться. Провидение было на стороне франков. И епископ лишь сделал несколько шагов навстречу, когда Эмма в сопровождении своих дам, Сезинанды и охранников сошла на берег.
Она очень эффектно выглядела в лучах заката. Белая широкая шаль мягко облегала голову и плечи, золотой венец вокруг чела в лучах солнца отсвечивал мягким розоватым блеском. Как королева. Как мадонна с фресок с младенцем на руках. И все же слева за каймой шали епископ разглядел у нее на виске кровоподтек. Понял, что случилось нечто серьезное, раз Ролло поднял на нее руку. Конечно, Ролло. Не ушиблась же она о косяк двери. Но сейчас Франкона беспокоило иное.
— Зачем надо было брать ребенка в дорогу, — проворчал он, почти машинально перекрестив опустившуюся на колени женщину.
Она поднялась, озорно улыбнулась, вскинув голову.
— Что-то вы слишком строги, отче, а ведь я выполнила ваше желание.
Франкон уже не глядел на нее, очарованный улыбкой, какой его одарил Гийом, Он даже прослезился, приняв из ее рук радостно лепечущего малыша, —
— Мой ангелочек…
От Гийома исходил кисловатый аромат свежести и молока. На руках епископа он чувствовал себя превосходно. Клал ему на плечо головку, что-то приветливо лепетал.
— Мы соскучились по вас, преподобный Франкон, — улыбнулась Эмма. — К тому же после вашего отъезда у меня стали случаться одни неприятности.
Епископ это уже понял.
— Видимо, Ролло был весьма против поездки? Как же ты решилась, дитя мое? Она безучастно оглядывала окрестности. Невозмутимо пожала плечами.
— Я воспользовалась его отсутствием.
В ее спокойствии было нечто наигранное. Епископ увидел встревоженный взгляд Сезинанды и Беренгара. Со второго драккара сходили викинги, огромные, со спутанными гривами, вооруженные до зубов. Живописный облик возглавлявшего их берсерка Оттара, с его длиннющими усами и лысой головой, привлек всеобщее внимание. Он стоял на берегу, опершись на секиру, следил, как привязывают ладьи.
Секира у берсерка была знаменитая, лучшей нормандской стали, с выложенной золотом рукоятью. Как все оружие норманнов, она носила личное имя — Игль, Волчица. Оттар редко расставался с ней и сейчас поигрывал ею, словно она не была отточена как бритва, невозмутимо справлялся у одного из охранников епископа, насколько безопасны эти места и где стоят дозоры.