Анн Голон - Анжелика
Молодой человек угрюмо покосился на Анжелику — Вот табурет, — указал он ей на свободное место рядом с собой.
— Да не сюда, не сюда, Филипп. Ведь вы оставили это место для мадемуазель де Санли.
Мадемуазель де Санли могла бы поторопиться.
— Когда пожалует сюда, то увидит, что ей нашлась замена… и недурная, — насмешливо ответил Филипп.
Сидящие за столом засмеялись.
Анжелика все же села. Она зашла слишком далеко, чтобы отступать. Она не решалась спросить, где ее отец, у нее кружилась голова от ослепительной игры света на брильянтах всех этих дам, на гранях бокалов, графинов, на столовом серебре. Словно бросая всем вызов, она сидела очень прямо, откинув назад голову с тяжелой шапкой золотых волос. Ей показалось, что некоторые сеньоры поглядывают на нее с интересом. Сидевший почти напротив принц Конде внимательно и нагло посмотрел на нее глазами хищной птицы.
— Черт побери, что за странные у вас родственники, маркиз! Кто эта дикая серая утка? — обратился он к дю Плесси.
— Наша юная провинциальная кузина, ваше высочество. Ах, можете меня пожалеть: даже нынче вечером, вместо того чтобы слушать музыкантов и очаровательную беседу наших дам, я битых два часа выдерживал натиск барона, ее отца, до сих пор меня преследует запах, который исходит у него изо рта. Поистине к нему можно было бы отнести слов нашего поэта циника Аржантея:
Я скажу без обмана, что смрад мертвеца И зловонье клозета не столь велики.
Все вокруг услужливо захихикали.
— Знаете, чего он от меня требовал? — продолжал маркиз, жеманно смахивая с век слезинку, набежавшую от смеха. — Держу пари, ни за что не угадаете! Я, видите ли, должен добиться, чтобы его освободили от налогов на каких-то там его мулов и на производство — одно слово чего стоит! — на производство свинца, который, по его утверждению, лежит прямо в слитках под грядками баронского огорода. Таких глупостей мне еще не приходилось слышать!
— Пропади они пропадом, все эти голодранцы! — проворчал принц. — Своими деревенскими повадками они позорят наши вербы.
Дамы давились от смеха.
— А вы видели, какое у него перо на шляпе?
— А башмаки? На каблуках солома налипла.
У Анжелики так сильно колотилось сердце, что, казалось ей, сидящий рядом Филипп должен был слышать его удары. Она бросила на него взгляд и встретилась с холодными голубыми глазами этого красавчика. Он смотрел на нее как-то странно.
«Я не могу допустить, чтобы так оскорбляли моего отца», — подумала Анжелика.
Наверно, она сильно побледнела. Она вспомнила, как несколько часов назад залилась краской графиня де Ришвиль, когда она, Анжелика, среди воцарившегося вдруг молчания бросила ей в лицо дерзкую реплику. Значит, есть что-то, чего боятся эти наглые люди…
И «кузина де Сансе» глубоко вздохнула, собираясь с духом.
— Может, мы и голодранцы, — сказала она очень громко, четко выговаривая каждое слово, — но зато мы не замышляем отравить короля!
Как и в тот раз, смех застыл на губах гостей, наступило тягостное молчание, так что сидевшие за соседними столами тоже почувствовали, что произошло что-то неладное. Разговоры стихли, оживление спало, и все устремили свои взоры на принца Конде.
— Кто… кто… кто? — заикаясь, начал маркиз дю Плесси, но так и не закончил фразы.
— Какие странные слова, — проговорил наконец принц, с трудом сдерживая себя. — Эта юная особа не умеет вести себя в обществе. Она все еще живет сказками своей кормилицы…
«Сейчас он посмеется надо мной, меня прогонят из-за стола и вдобавок пообещают выпороть», — в ужасе подумала Анжелика.
— Мне сказали, что синьор Экзили самый большой знаток в ядах во всем королевстве, — сказала она, наклонив голову и глядя в конец стола.
Новый камень, брошенный в воду, вызвал настоящую бурю. Испуганный шепот пробежал по зале.
— О, в эту девчонку вселился сам дьявол! — воскликнула маркиза дю Плесси, в ярости кусая свой кружевной платочек. — Она уже вторично позорит меня! Сначала сидит, как кукла со стеклянными глазами, а потом вдруг раскрывает рот и изрекает чудовищные вещи!
— Чудовищные? Чем же они чудовищны? — мягко возразил принц, не сводя с Анжелики глаз. — Будь они правдой, тогда они были бы чудовищны. Но ведь это всего-навсего пустые выдумки маленькой девочки, которая не умеет молчать.
— Когда мне захочется, тогда я замолчу, — бросила в ответ Анжелика.
— А когда вам захочется, мадемуазель?
— Когда вы перестанете оскорблять моего отца и согласитесь предоставить ему те ничтожные льготы, о которых он просит.
Лицо принца Конде вдруг стало мрачнее тучи. Дело принимало явно скандальный оборот. Толпившиеся в глубине галереи люди встали на стулья, чтобы лучше видеть.
— Черт побери!.. Черт побери!.. — Принц задыхался. Он вдруг вскочил и, вытянув вперед руку, словно бросая свои войска в атаку на испанские укрепления, прогремел:
— Следуйте за мной!
«Сейчас он меня убьет», — подумала Анжелика. И грозный вид этого высокого сеньора, который был чуть ли не вдвое выше ее, заставил ее вздрогнуть от страха, к которому примешивалась непонятная радость.
Однако она пошла за ним, маленькая серая уточка за огромным ястребом, украшенным бантами.
Она заметила, что его короткие штаны оканчиваются под коленками широкими накрахмаленными кружевными оборками, а поверх них надето что-то вроде короткой юбочки, щедро расшитой галуном. Никогда Анжелика не видела мужчину, одетого столь нелепо и пышно. Но ее восхищала походка принца, его манера твердо ступать на своих высоких изогнутых каблуках.
— Ну вот, теперь мы одни, — вдруг обернулся к ней принц. — Я не хочу ссориться с вами, мадемуазель, но вам придется ответить мне на несколько вопросов.
Его вкрадчивый голос испугал Анжелику еще больше, нежели его недавний гнев. В пустом будуаре она была совсем одна с этим могущественным вельможей, интригам которого она помешала, и поняла, что тем самым в какой-то степени стала их участницей, запуталась в них, как муха в паутине. Она попятилась и, прикинувшись простоватой крестьяночкой, пробормотала:
— Я не хотела сказать ничего плохого.
— Но почему же тогда вы придумали такую оскорбительную ложь, да еще выложили ее во всеуслышание за столом у дяди, которого, надеюсь, уважаете?
Она догадалась, что именно он хочет у нее выпытать, и стояла в нерешительности, взвешивая все «за» и «против». Она уже слишком много сказала, и, если сейчас станет утверждать, будто ничего не знает, ей просто не поверят.
— Я не придумала… я только повторила то, что слышала, — прошептала она.
— Мне сказали, что синьор Экзили очень умело приготовляет яды… А вот про короля я сама придумала. Конечно, не следовало этого делать, но уж очень я разозлилась.