Карин Монк - Чужая вина
— Шарлотта, милая, предоставьте это мне. Я найду способ расплатиться с банком, поэтому ни тебя, ни твоих братьев и сестер не заберут от меня. Понятно? И как вам только это в голову пришло. Шарлотта вздохнула.
— Ну, все, все… А теперь я хочу, чтобы ты легла и постаралась заснуть.
Женевьева помогла Шарлотте устроиться на койке и укрыла ее. Потом она снова села, положила голову девочки себе на колени и начала тихо напевать, поглаживая ее по щеке.
— Спой мне тоже, — попросила Маргарет, наблюдая за ней из своего угла.
— Если хочешь, чтобы я тебе спела, ложись на свою койку и обещай не кричать и не пугать Шарлотту, — отозвалась Женевьева.
Маргарет послушно улеглась и закрыла глаза.
— Спой, спой, спой, — бубнила она.
Женевьева запела опять и не умолкала, пока свеча не выгорела полностью. Шарлотта и Маргарет наконец обрели недолгое убежище от страданий, погрузившись в сон.
Хейдон метался в гостиной, как зверь в клетке.
«Не следовало позволять Женевьеве идти в тюрьму одной», — думал он. Конечно, появляться там было для него страшным риском, но что значит угроза быть разоблаченным и брошенным в камеру по сравнению с теперешним мучительным ожиданием! Женевьева ушла давным-давно, уже стемнело. Хейдон с трудом сдерживался, чтобы не кинуться очертя голову на поиски. Должно быть, этот ублюдок Драммонд отказался освободить девочку. Хейдон представил себе ужас, охвативший Женевьеву, когда она поняла, что не сможет забрать Шарлотту из этого ужасного места. Возможно, она решила остаться, чтобы успокоить бедняжку. Может быть, даже и на всю ночь. Это было бы в духе Женевьевы Макфейл. Она не способна покинуть ребенка, которому грозит опасность. Решимость Женевьевы помогать другим восхищала Хейдона.
Как хороша была бы сейчас его жизнь, если бы он вел себя гак же, когда решалась судьба Эммалайн!
Хейдон выругался и допил остатки виски. Слава богу, Оливер держал в своей комнате бутылку «для медицинских целей». Видя, как Хейдон меряет шагами гостиную, старик предложил ему немного выпить, чтобы успокоиться. Хейдон осушил уже больше половины бутылки, но это не принесло успокоения. Желание что-то сделать жгло его, как огонь. Если Женевьева решила переночевать в тюрьме, ей следовало бы сообщить ему об этом. Как можно не волноваться?! Шарлотта в тюрьме. А вдруг Женевьева в отчаянии бродит по улицам Инверэри одна в темноте? В такое время город кишит разными подонками. Что, если на нее напали или похитили по дороге домой?
Поставив стакан на стол, Хейдон решительно шагнул к двери.
Но в этот момент ключ повернулся в замке, дверь открылась, и он с облегчением увидел Женевьеву в тусклом свете единственной лампы, горящей в коридоре. Тень от полей шляпы падала на ее лицо. Как ни удивительно, но то, что она была цела и невредима, только разожгло в нем гнев.
— Где, черт возьми, вы были?
Его голос хлестнул Женевьеву, как плеть. Она не отшатнулась, а лишь вскинула голову так, что свет упал на бледный овал ее лица.
— Они отказались освободить Шарлотту, — еле слышно произнесла Женевьева. — Ее заперли в камере с безумной женщиной, которая то что-то кричит, то что-то бормочет, прячась в углу. Они собираются держать ее там три дня, после чего она предстанет перед судом. Я ходила просить мистера Инграма свидетельствовать в ее пользу, но он тоже отказался. Он заявил, что Шарлотта должна послужить примером для всех нежелательных элементов в нашем обществе. Тогда я проглотила свою гордость и пошла к Чарлзу умолять его нанять для нас хорошего адвоката, а он сказал, что за моих подопечных должен платить мой муж и что я сделала выбор в тот день, когда предпочла отродье шлюхи и отказалась от брака с ним. Ему известно, что мне грозит опасность потерять не только дом, но и детей. Чарлз считает, что я это заслужила.
Ее прекрасные черты были искажены болью. Жестокость Чарлза привела Хейдона в ярость, но больше всего ему хотелось хоть как-то облегчить страдания Женевьевы. Стыдясь своих резких слов и своего бессилия помочь ей, он внезапно протянул к ней руки.
Несколько долгих секунд оба они стояли не шевелясь. Женевьева не сделала шага навстречу Хейдону. Воздух между ними словно застыл, насыщенный страхом и горем. «Я могу справиться с этим одна, — думала Женевьева, отчаянно цепляясь за последние остатки самообладания. — Бывало и хуже». Но это была ложь. Никогда она не чувствовала себя такой беспомощной, как сейчас, когда необходимость спасти Шарлотту легла на ее плечи тяжким грузом. Женевьева знала, что, если она позволит себе впасть в отчаяние, тщательно сооруженный фасад ее независимости начнет быстро рассыпаться.
Хейдон видел, как Женевьева борется с обуревавшими ее чувствами. Мысль о том, что он только ухудшил ее положение, что с его появлением жизнь ее стала еще тяжелее, ранила его еще сильнее, чем то, что Женевьева явно отвергала его. Он опустил руки.
Но в этот момент Женевьева бросилась к нему, прижалась лбом к его груди и разразилась рыданиями.
Хейдон крепко обнял ее.
— Все будет в порядке, Женевьева, — тихо сказал он.
У него не было никаких оснований для подобных заверений но он продолжал твердить одно и то же, успокаивая се, как маленького ребенка. Хейдон закрыл дверь гостиной, чтобы никто в доме не слышал рыданий Женевьевы. Горе ее только усилится, если дети станут его свидетелями. Он снял с нее пальто и шляпу, промокшие от снега, и усадил на диван возле камина. Женевьева вся дрожала, как будто долгие часы, проведенные в камере Шарлотты, остудили ее кровь. Подойдя к камину, Хейдон подбросил в огонь пару поленьев и подул на угли, вспыхнувшие ярким пламенем, потом вернулся к Женевьеве и снова обнял ее.
— Мы наймем адвоката без помощи Чарлза, — твердо заявил он, поглаживая светлые шелковистые волосы девушки.
— Мы не можем себе этого позволить, — всхлипывала Женевьева, — а адвокаты, которых предоставляет суд, заранее готовы к тому, что их подзащитных отправят в тюрьму. Восьмилетних детей сажают за решетку за кражу яблока или пару старых чулок. Эти дети мерзнут, голодают, и некому о них позаботиться. А потом их отправляют в исправительную школу, где они окончательно привыкают к воровству и насилию. Никто не обращает на них внимания, покуда они не угрожают благоденствию добропорядочных граждан, вроде лорда и леди Струзерс, — в ее голосе звучали горечь и презрение.
— С Шарлоттой такого не случится, — возразил Хейдон. — У нее есть дом и мать, которая о ней заботится. Не говоря уже о том, что девочка искалечена. Судья должен проявить сострадание. Ясно, что девочке лучше вернуться сюда, чем попасть в тюрьму.
— В суде будет председательствовать шериф Троттер, а он уже однажды вынес обвинительный приговор Шарлотте, — сказала Женевьева. — Тогда ей было всего десять лет. Ее арестовали за кражу вместе с отцом. Пьяный негодяй заставлял девочку показывать всем изувеченную ногу, прося милостыню. А когда люди собирались вокруг нее из любопытства и качали головами в притворном сочувствии, он шарил у них по карманам.
