Патриция Райан - Солнце и луна
– Я знаю, кто такой Овидий, – спокойно перебил его Хью. – Что вы имеете в виду? «Ars Amatoria» или «Remedia Amoris»?
Филиппа открыла рот одновременно с Тристаном.
– «Ars Amatoria», – сказал тот, глядя на Хью с уважением.
– Ах, его трактат об искусстве любви! Вы его прочли?
– Частично, – ответил Тристан со смущением.
– Оно и видно. Прочти вы трактат целиком, вы бы поняли, что это всего лишь пародия, – Овидий высмеял попытки уложить любовь в четкие рамки. Он хотел насмешить читателя и, должно быть, сам помер бы со смеху, узнай он, что «Ars Amatoria» всерьез избрали основой основ новой любовной философии.
В наступившей звенящей тишине Филиппа ощутила, что мучительно краснеет. Боже правый! Все это время она была уверена, что Хью не знает грамоты!
– Вы меня сразили! – Тристан комично воздел руки. – Я полагал, что рыцарь умеет только размахивать мечом.
– Чаще всего бывает именно так, – миролюбиво ответил Хью. – Но мой отец решил, что немного знаний мне не повредит. С четырех до восемнадцати лет, до самого посвящения в рыцари, мне их вбивали в голову самые просвещенные наставники. Днем я учился размахивать мечом, а по ночам корпел над книгой.
– По ночам? – изумился Рауль.
– Пока не звонили к заутрене.
– Но когда же ты спал?
– Насколько я знаю Уильяма Уэксфорда, он полагал, что сон – это излишняя роскошь, – заметил Олдос, вполне оправившийся после откровений Маргерит.
– Как? – вскричала Клер с живостью, которой Филиппа в ней даже не подозревала. – Вы сын Уильяма Уэксфорда?
Хью кивнул.
– Это удивительный человек, – произнесла она со столь же неожиданной мягкостью. – Наилучший пример для подражания. Так вот отчего вы такой… – она кокетливо улыбнулась, – такой особенный!
– Но ведь предела совершенству нет, – в разговор включилась Маргерит. – Опытной женщине есть над, чем поработать. А знаете, я тоже читала «Ars Amatoria». Это единственное, чем я обязана монастырю, где получала образование. Этим… и полной безнравственностью. Отчасти я согласна с Овидием, но только не в том, что женщина в любви непременно должна покориться мужчине.
Филиппа с трудом подавила неприязнь. Надо же, развратница Маргерит де Роше оказалась не только начитанной, но и красноречивой! Поистине это день сюрпризов для всех и каждого!
– В его понимании, – говорила та, – женщина – лишь сосуд для утоления мужской жажды. Или, с точки зрения церкви, сосуд греха, дьяволово отродье! – Она ехидно усмехнулась, покосившись в сторону отца Николаса, презиравшего женский пол. – Мы в Пуатье отвлекаем мужчин от столь низменных развлечений, как охота и драка, и зовем к занятиям более утонченным. Общество, где царствует женщина! Ее обожают, ей поклоняются…
– И повинуются, – вставил Хью.
– Повиновение – высшая форма поклонения.
– Я стою за равенство для обеих сторон, хотя бы в сердечных делах.
– В сердечных делах! – Тристан засмеялся. – Уж не имеете ли вы в виду любовь? Ту самую, в которую не верите!
Присутствующие поддержали его смехом.
– В постельных делах, – поправился Хью. – Как насчет равенства?
– Но ведь кто-то должен держать хлыст. – Маргерит проглотила еще одну устрицу. – Почему не женщина?
Олдос вздрогнул, опрокинул вино и залил весь стол и свою сутану.
– Не таращи глаза! – рявкнул он на Эдме.
– Я все же думаю, что в шутках Овидия сокрыто много серьезного, – заметил Тристан. – Абеляр нередко его цитировал.
– Абеляр был хоть и философ, но человек со всеми его слабостями, – сказал Хью. – Он признавал, что его изначальной целью было просто совратить Элоизу, руководствуясь трактатом Овидия. Это навело меня на мысль, что его понимание «Ars Amatoria» было столь же поверхностным, как и ваше.
Филиппа подавила стон, вспомнив свои нравоучительные речи в саду Истингема и краткую лекцию на тему «Абеляр и Элоиза».
«Не думаю, чтобы вы слышали про Элоизу!» В то время как она лезла вон из кожи, пытаясь объяснить свой интерес к куртуазной любви, Хью, должно быть, потешался в душе над ее наивностью. И он был прав. В то время ей и в голову не могло прийти, какова на деле та романтическая любовь, с которой так носились в Пуатье, – насколько она более примитивна, низменна, чем жгучая, всеобъемлющая страсть Элоизы и Абеляра друг к другу.
Она жаждала испытать это чувство – и испытала. С Хью.
Элоизе повезло больше, потому что любовь ее была взаимной. И даже взаимное чувство погубило ее. К чему приведет странное, неодинаковое по глубине чувство, возникшее между ней и Хью? Для нее это возвышенная страсть, от которой вырастают крылья, для него – очередное развлечение, одно из многих. Да, он был с ней нежен и осторожен в постели, но не в виде исключения, а в силу привычки. Ведь он предпочитает обоюдное удовольствие.
Дядюшка Лотульф говаривал, что нет такой проблемы, которую невозможно было бы решить с помощью элементарного анализа. В данном случае проблема в чувстве. Задушить его – и дело с концом! Но как? Очень просто! Ни на минуту не забывать, что чувство это не взаимно. С одной стороны, Хью Уэксфорд заслуживает быть любимым ею, но с другой – ведь он со спокойной душой отдал ее Олдосу Юингу. Допустим, он человек долга и патриот, но он мог хотя бы показать, что ему тяжело уступать ее, придумать что-нибудь, мог попросить – хотя бы символически – не делать этого.
Если дать волю обиде, она постепенно подточит опасное чувство, а до тех пор ей следует держаться отчужденно, не позволять ни малейшей вольности, ни малейшего сближения. Пусть Хью думает, что она отдалась Олдосу и ничуть об этом не жалеет.
А если он станет ее домогаться? От одной мысли об этом Филиппу бросило в жар. Она помнила наслаждение, испытанное в объятиях Хью, будто бы это было вчера. Нет, ни в коем случае! Нельзя уступать даже мысленно! Раз в этом участвуют разом и плоть ее, и душа, значит, нельзя отдавать ему даже тело!
А если?..
– Что с тобой?
Филиппа открыла глаза. На нее с искренней тревогой смотрел Олдос.
– Нет-нет… ничего.
– Подумать только, этот негодяй взял да и приехал незваный-непрошеный! И это когда ты, быть может, готова была простить меня.
– Как раз сегодня я собиралась прийти помириться.
– Неужели? Как же он некстати, этот мерзавец! Вот что, приходи все равно!
– Не могу, – вздохнула Филиппа. – Он ведь узнает об этом.
– Ему же все равно!
Филиппа ощутила настойчивый взгляд, глянула украдкой и увидела, что Хью смотрит на них поверх кубка с таким видом, словно ему далеко не все равно.
– Прости, но не могу, Олдос.
– Тогда уговори его вернуться в Истингем!
– Попробую.
– Сделай это! И помни, ты моя единственная!