Шань Са - Александр и Алестрия
Солнце вершило свой ход по небу. Падали со страшным грохотом деревья, тоненько ржали жеребята, охали рабыни, выкручивавшие мокрые простыни. Мужчины входили в шатер царицы, продолжая вести спор. Женщины дрались, вцеплялись друг другу в волосы. Висевшие у них на шее дети верещали.
Алестрия терпеливо и бесстрастно выслушивала нашептывания, стенания, обвинения и отчаянные жалобы. Люди говорили с ней на македонском, греческом, персидском и наречиях разных племен. Люди верили, что она все понимает. Они делились с царицей страхами, выплескивали на нее свою ярость, боль, ревность и ненависть. Алестрия принимала ядовитые подношения и не жаловалась на боль. Она молча слушала, и ее участливый взгляд проливал бальзам на раны страдальцев. В присутствии царицы люди становились чище.
Мужчины и женщины уходили, облегчив душу. Алестрия была глубоким прозрачным озером, перед которым слуги Александра падали на колени, прежде чем загрязнить его отбросами. Она их не упрекала. И никогда не жаловалась мне. Она молча вбирала грязь и превращала в красных рыбок, блики на воде, водоросли и кувшинки.
Когда солнце стояло в зените, аудиенция подходила к концу. Исполнив свой долг, царица приказы вала оседлать лошадь, отправлялась к городским воротам и под вкопанным в землю зонтом ждала возвращения царя. Она стояла неподвижно, устремив взгляд вдаль, похожая на тугой, нацеленный на Александра лук.
На горизонте появлялись всадники. Алестрия привставала в стременах, но царя среди них не было — он слал ей дары с гонцами. Разочарованная царица возвращалась в шатер, брала подаренный царем золотой ножик и разрезала бечевки, разворачивала золотую бумагу, серебряную фольгу, банановые листья, цветочные лепестки и находила украшение, насекомое, шкатулку или диковинное перо. Она гладила подарки и много дней без устали любовалась ими.
Наутро, на церемонии, глаза Алестрии снова улыбались. Они излучали свет, но я, Ания, верная спутница царицы, читала по ее лицу. Телом она была с нами, но душой витала в далеких краях, где сражался Александр. Ее безгласное, холодное тело пребывало среди подданных, нуждавшихся в царице, а душа не покидала любимого супруга. Рядом с ним она радовалась жизни, как ребенок, с ним она могла и хотела говорить.
Наши предки были правы, запретив любовь: она превращает любую женщину в живой призрак!
Моя повелительница Алестрии стала каменной статуей.
Все камни, которые он мне дарил, были прахом.
Все яркие ткани, грудами лежавшие в шатре, казались мне саванами.
Его глаза были драгоценнее изумрудов.
Его кожа была мягче самых дорогих тканей.
Когда Александр понял, что его подарки не потрясают и не веселят меня, когда сообразил, что мертвые предметы не способны заполнить пустоту в его отсутствие, он прислал мне попугая, лягушку и подобранную на поле битвы волосатую девочку.
Я заботилась о зверьках, но они были безгласны, а я хотела говорить с Александром. Во взгляде девочки я прочла ужас выжившего в бойне человека. Я дала ей имя Алестри — так звали героиню моего недописанного повествования.
Алестри научилась ходить и уже лепетала слова на языке амазонок. Слушая ее, я грустила еще сильнее. Вокруг царило вечное лето, а в моем сердце поселилась лютая зима. Александр стал моей весной: когда он был рядом, она возвращалась, когда он покидал меня, она уходила вместе с ним.
Я не хотела учить македонский, я не хотела учить греческий. Я не была царицей Азии Роксаной. Я принадлежала кузнечикам, ветру, цветочной пыльце — всему, кто вечно куда-то летит. Я была Алестрией, остановившейся на скаку ради мужчины.
Ради мужчины Алестрия стала Роксаной. Она отреклась от степей и превратилась в цветок в серебряном сосуде на золотой колеснице.
Все эти крытые ажурным золотом шатры, все эти воины, склоняющиеся к моим ногам, все эти покорные красавицы, все эти резвые лошади, все эти птицы с пестрым оперением были тенями. Я желала только Александра — его рук, ног, дыхания.
Моя жизнь была ожиданием.
Моя жизнь состояла из тревоги.
Моя жизнь стала радостью, луной, дремотой и пробуждением.
Здоров ли Александр?
Не заблудился ли в джунглях?
Что, если его ранил отравленной стрелой притаившийся на дереве дикарь?
Ожидание лишало меня сил.
Я утратила вкус к еде и игре, разучилась радоваться.
Я больше не мечтала и не пела. Я онемела.
Я не знала, чего жду — его возвращения или ухода, ранения или смерти.
Я заставляла себя есть, одеваться, убирать волосы. Я скрывала свое отчаяние от людей Александра, старалась держаться прямо, отдавала приказы, излучала покой и уверенность. Я молча благословляла каждого, молилась за всех. Солдаты, жены, шлюхи, торговцы, рабочие, рабы, лошади, собаки — я любила всех, потому что любила их царя.
Только Ании я не могла смотреть в глаза. Я боялась, что она узнает мою тайну: я согласилась стать царицей Азии Роксаной из-за красоты моего возлюбленного. Я прикрывалась царским достоинством, но страдание одолело меня. Я стала слабой и больше не заслуживала ее преданности. Ания и остальные должны покинуть царицу, которая не может справиться с тоской. Но как мне выжить без них?
Таково мое наказание за то, что предала свободу.
* * *Я тосковала по степям. Мне недоставало криков перелетных птиц. Я думала о девочках, о жеребятах, о козах. Мне не хватало запаха нашей еды. Я перестала быть задумчивой Танией, любившей втайне наслаждаться жизнью. Порочность мира мужчин запачкала мою душу, мне были отвратительны творимые ими убийства, козни и предательство. Я устала жить среди женщин, не умеющих радоваться жизни, ругающихся дни напролет из-за клочка ткани, детского каприза или цены кольца.
Мужчины и женщины кружили вокруг Ании, ведь она была спутницей царицы. Они осыпали меня похвалами, осыпали меня богатыми дарами, кормили вкусными яствами, пытались выдать замуж. Я избегала их, смотрела свысока.
Я легко угадывала их мысли. Они хотели подкупить меня, чтобы добиться благорасположения царицы. Они хотели вызнать секрет нашего происхождения, наше прошлое, наши обычаи. Они хотели бы выяснить, как настроена царица, о чем она говорит, что ее волнует, и разнести это по городу, а потом бахвалиться своей осведомленностью.
Эти мужчины, украшавшие себя глазами совы и собачьими ушами, злословили о нас, стоило им вернуться в ту часть города, где они обитали. Имя царицы и ее странных спутниц не сходило с уст неблагодарных дармоедов, которые скучали в ожидании победы царя. Слухи ползли от одной палатки к другой. Рабыня, поденщик, солдат являлись, чтобы донести мне, какими скабрезными шуточками обмениваются в разговорах друг с другом жители Города царицы. Я слушала и чувствовала себя так, словно на меня набросились разъяренные пчелы. Я впадала в ярость, бежала в шатер к царице и обрушивала на нее поток услышанной лжи.
