Грегор Самаров - На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти
— Но этот офицер совсем другой, — продолжала Дамаянти, — он такой холодный, спокойный, как все англичане.
Нункомар мрачно покачал головой.
— Загадки существуют для того, чтобы их разгадывали, — сказал он. — Неразгаданная загадка — это пропасть, на краю которой стоишь и ежеминутно ждешь, что она поглотит тебя. А я в особенности боюсь загадок, которые задает этот Гастингс. Вот почему ее обязательно требуется решить. Я хочу, даже требую, чтобы ее решила ты. Сэру Вильяму Бервику может быть известно, кто такой этот капитан Синдгэм. Ведь должен же он знать офицера, исполняющего одинаковые, с ним обязанности, а если не знает, то может найти пути и средства узнать. Твое дело заставить сэра Вильяма сделать это, так как он совершенно очарован тобою.
Дамаянти, дрожа, уронила голову на грудь и покраснела.
— Я спрошу у него, — сказала она.
— Ты сделаешь даже больше, — приказал Нункомар. — Ты постараешься вселить в него недоверие к капитану, даже ревность, если на то пошло, это заставит его самого дознаться, кто он таков.
Дамаянти молча в знак согласия и покорности наклонила голову и, оставшись одна, погрузилась в мрачные размышления.
Конечно, к приказанию Нункомара присоединялся и ее собственный страх, возбужденный в ней личностью капитана; конечно, она готова была отдать все что угодно, чтобы узнать, откуда появился англичанин с лицом, возбудившим в ней такие мрачные воспоминания. Но, с другой стороны, она не менее страшилась и самого разрешения тайны, тогда ей грозила бы еще более страшная опасность. Поэтому Дамаянти решилась, несмотря на свой страх, покориться приказаниям Нункомара и идти навстречу ужасной тайне, разъяснение которой, может быть, принесет уничтожение всего ее счастья. Но неразгаданная, она может скрывать еще большую опасность.
На другой же день к ней зашел сэр Вильям. Со свойственным женщинам искусством притворяться Дамаянти вскоре навела разговор на капитана Синдгэма, строго сдержанное и холодное обращение которого бросилось ей в глаза. Она самым натуральным тоном спросила, давно ли сэр Вильям знает капитана и встречался ли он с ним в Англии. Тот, конечно, рассказал ей всю биографию товарища в том виде, в каком слышал от него самого и Гастингса.
Дамаянти на минуту задумалась.
— У нас в Индии веруют, — сказала она наконец, — что боги наделяют людей, к которым благоволят, силой и способностью предугадывать то, что приносит друзьям их счастье или несчастье, а вы — друг мой.
Сэр Вильям горячо прижал ее прелестную ручку к губам. Дамаянти не отнимала ее, сказав:
— Так вот, я верю, что боги даровали мне способность быть охранительницей судьбы моих друзей и близких, поэтому знаю наверное, чувствую это физически и вижу духовным оком, проникающим через оболочку души, что этот капитан Синдгэм принесет вам несчастье. Он имеет на вас пагубное влияние, как злые звезды на тех, кто находится под их лучами.
— Капитан? — спросил Вильям, недоверчиво улыбаясь. — Нет, нет, он — друг мой, от него мне не следует ждать ничего дурного.
— Я и не говорю, что от него! — возразила Дамаянти. — Я не говорю, что он враг ваш и намеренно мог бы причинить вам зло, но через него вам угрожает несчастье. Влияние, могущее действовать на вас пагубно, исходит от него против воли, так же, как и приносящие гибель звезды не считаются врагами людей, родившихся под их роковыми лучами или совершающих дело в час, находящийся под их влиянием. Я это почувствовала в ту минуту, когда впервые увидела его, поэтому должна предостеречь вас.
Сэр Вильям был поражен. Уверенность и пророчески торжественный тон, которым говорила красавица, произвели на него впечатление.
— Предостеречь меня? — спросил он. — Даже если бы он был враг мой, чему я не верю, разве это было бы возможно, раз мы живем под одной кровлей и служба заставляет нас ежедневно сталкиваться?
— Благоразумие и осторожность охраняют лучше всяких замков, задвижек и оружия. Умоляю вас, друг мой, будьте внимательны, обращайте внимание на все, что он делает. Разузнайте, не скрывается ли за его личностью какая-нибудь особенная тайна. Обращайте внимание на все, что он делает, — повторяю вам во имя нашей дружбы — и все, что увидите, что услышите о его прошлом, передайте мне. Я стану призывать добрых духов и умолять их защищать вас. Обещайте мне это, поклянитесь. Поклянитесь тем, что для вас всего дороже.
Сэр Вильям с восхищением смотрел на возбужденное лицо молодой женщины.
— В таком случае клянусь красавицей Дамаянти! — сказал он и затем чуть слышно прибавил: — В ее имени заключено мое счастье, лучи очей ее должны разрушить всякое угрожающее мне бедствие.
Она пожала его руку в знак того, что принимает клятву и мечтательно закрыла глаза, пока уста его замерли в продолжительном поцелуе на ее изящных пальчиках. Вздохнув с таким облегчением, будто с ее сердца упал тяжелый камень, она перевела разговор на другие предметы. Когда он наконец ушел, унося в своем сердце очарование ее взоров, а в душе эхо ее голоса, Дамаянти подперла голову руками и закрыла глаза.
Она не заметила, что тихая игра на вине прекратилась, что Хитралекхи приблизилась к ней, скользя по ковру тихими шагами. Она опомнилась от своего забытья, только когда почувствовала, что к ее руке прикоснулись горячие уста. Она с испугом открыла глаза. Ей показалось, что сэр Вильям вернулся, но увидела около себя Хитралекхи, которая целовала у своей госпожи руку. Она сразу поднялась и, смерив служанку уничтожающим взглядом, гордо и надменно спросила:
— Что это значит? Чего ты хочешь? Можешь идти!.. Ведь я теперь одна! — прибавила она с горечью.
Хитралекхи опустилась перед нею на колени и подняла на госпожу взгляд своих больших глаз.
— Прости, благородная бегум, что я осмелилась заговорить с тобою, но сердце мое слишком полно, и меня мучает то, что ты на меня гневаешься. Разве не завянет и цветок лотоса, когда скроется свет солнца и иссякнут воды? А воды, из которых моя жизнь черпает свое питание, свет, дарующий мне радости, — это расположение твое…
— В расположении у тебя недостатка нет, — заметила Дамаянти с едкой насмешкой. — Ты прекрасно обойдешься и без него.
Хитралекхи опустила голову. Затем она снова подняла глаза и смиренно посмотрела в высокомерное лицо Дамаянти.
— Повелительница, — сказала она, — не гневайся на меня! Если случайно взор повелителя упадет на служанку, разве бедняжка смеет его ослушаться?
— Замолчи! — сказала Дамаянти запальчиво, с негодованием отстраняя ее рукой.
— И все-таки я должна говорить! — возразила Хитралекхи, с мольбою подняв руки. — Должна сказать тебе, что ты несправедливо на меня гневаешься, что напрасно не доверяешь мне.
