Глиннис Кемпбелл - Мой спаситель
Но он не предугадал собственной реакции.
Он посмотрел вниз на нежную бледную кожу, стройные плечи, невинный изгиб ее груди. К съедавшему его желанию добавилось чувство вины. Внезапно он понял, что не может делить это зрелище с кем-либо, и тем более с похотливым пиратом. Пусть капитан кипит от негодования — остальное он проделает в темноте.
Одной рукой он приподнял свою бешено сопротивляющуюся пленницу, прижал ее к себе и направился к стене, где размещалась коллекция хлыстов и наручников, которыми явно пользовался Сомбра для получения извращенного удовольствия. Лине взвизгнула, когда он снял с крючка нечто, весьма напоминающее хлыст и уздечку для лошади.
Затем он погасил свечу.
Глава 9
У Лине все плыло перед глазами. Господи Иисусе, она только что попала из огня да в полымя. Последнее, что она увидела перед тем, как комната погрузилась в темноту, был одноглазый цыган, возвышающийся над ней и прищелкивающий своими дьявольскими инструментами, как сам дьявол, собирающийся усмирить непокорного черта.
Он сошел с ума. Да-да, именно так. Иначе как можно объяснить, что сначала он целует ее, а потом угрожает ей плетью?.. Видно, цыган окончательно свихнулся.
Она должна выбраться отсюда.
Ничего не видя вокруг, она барахталась на постели в поисках выхода, но запуталась в роскошных простынях. С трудом поднявшись на колени, она вновь оказалась в объятиях своего противника. Она отбивалась, стараясь вспомнить все уловки, которыми пользовались в драках уличные мальчишки. Но его превосходство в силе было подавляющим.
Дункан выругался, когда кулачок пленницы угодил ему под ребра. Черт бы побрал эту девчонку — она сражалась, как разъяренная кошка, царапаясь и кусаясь. Нет сомнения, завтра на нем будут явственно видны следы сегодняшней баталии.
Он снова опрокинул ее на кровать, бросил на пол кожаный хлыст и прижался губами к ее волосам.
— Я не причиню вам вреда. Я просто хотел, чтобы вы закричали, когда я приказал.
— Нет, — выдохнула она. Чертовка по-прежнему на каждом шагу делала все наперекор, испытывая его терпение.
— Они должны быть уверены, что я насилую вас, дурочка! — процедил он сквозь зубы.
Она выругалась и завозилась еще яростнее.
Он испустил вздох отчаяния. Капитан пиратов подслушивал за стеной, как грязный развратник в борделе. Если она не станет делать так, как он ей велит…
— Упрямая девчонка! — прошипел он. — Разве вы не понимаете, что это вопрос жизни и смерти?
Но ее сдавленные ругательства и безнадежная борьба никогда не убедят Эль Галло в том, что она опасается за свою жизнь. Ему придется перейти к более решительным мерам. Схватив, наконец, ее за обе руки, он навалился на нее всем телом и прижал к кровати. Злобно усмехаясь, он развернул хлыст.
— Вот тебе за деньги, которые ты украла у меня! — вскричал он.
Цыган высоко поднял над собой хлыст, Лине испуганно затаила дыхание в ожидании удара, и он резко ударил хлыстом по полу. От громкого щелчка Лине испуганно вскрикнула. Он усмехнулся, словно получая удовольствие от боли, которую он причинил своей жертве.
— А это тебе за брильянты!
И снова щелкнул хлыстом. Лине взвизгнула.
— А это за то, что выставила меня на посмешище!
Еще дважды хлыст рассек воздух, вырывая у Лине приглушенные всхлипы. Но на пятый раз, сообразив наконец, что он не собирается ее бить, она промолчала. Ему пришлось отбросить орудие наказания.
Он снова выругался. Ведь не мог просто так взять и изнасиловать девчонку, что бы там ни говорило ему тело. У него еще оставалась честь. Но не следовало забывать и об Эль Галло. Он отнюдь не был дураком. Стоило ему щелкнуть своими толстыми пальцами, и они вдвоем отправятся на корм акулам.
Свою собственную похоть и страсть он может легко сымитировать. Но вот ее похоть должна быть подлинной. И ничего тут не поделаешь. Мораль девушки придется принести в жертву ее здоровью и, в конце концов, жизни. Он мрачно улыбнулся. Впервые в жизни он жалел о том, что ему приходится играть роль соблазнителя.
Лине вздрогнула. В темноте она ничего не видела, зато остальные ее чувства обострились. Она услышала, как цыган что-то проворчал, затем ощутила солоноватый аромат его кожи на губах. Цыган вцепился зубами в ворот ее платья и потянул его вниз, пока, к ее ужасу, не освободил ее грудь от корсета. Ее обдало жаром. Господи Иисусе, что он собирается делать?
Он уронил хлыст на пол. Она слышала звук падения. Но мужчина мог причинить ей боль голыми руками. Она приготовилась к худшему.
И вот оно произошло.
Ее грудь неожиданно обдало теплом. Что-то мягкое и влажное сомкнулось вокруг ее соска… святая Мария — его губы… и он начал нежно посасывать его. Кровь прилила к щекам. Унижение ее было столь велико, что она пожалела, что он не избил ее хлыстом вместо этого. Она застонала в знак протеста. Но тут, к ее стыду и против воли, тело начало получать удовольствие от столь похотливых знаков внимания — сосок затвердел от возбуждения.
Она проклинала своего мучителя на трех языках, пытаясь не обращать внимания на реакцию собственного тела. Но в ответ он жестоко, с издевкой смеялся, стягивая платье со второй груди и лаская ее языком. Она застонала от бессильной ярости.
Кровь шумела в висках у Дункана. «Боже, какая сладкая она на вкус», — виновато подумал он. Ее кожа была мягкой и теплой, и от нее так чудесно пахло. Будь проклята судьба. Он не мог сейчас думать об этом. Его голова должна оставаться ясной.
Он сжал оба ее запястья в одной руке, а другой приподнял подол платья. Она завизжала и начала брыкаться, но он навалился на ее обнаженные ноги, и она затихла. Он бережно провел рукой по нежному изгибу ее лодыжки, округлой коленке и медленно двинулся выше.
— Нет! — в панике закричала она. — Нет!
— О да, — пообещал он.
Когда наконец он коснулся мягких завитков волос и накрыл ладонью треугольник у нее между ногами, она инстинктивно сжала его руку бедрами. У него пересохло во рту, когда он ощутил ее жаркую плоть и потрогал пальцами распускающийся бутон. Он раскрыл его лепестки онемевшими пальцами. Когда он прикоснулся к крохотному бугорку в середине, она выгнулась и охнула от неожиданности. И, хотя она отпрянула от его рта, эта часть ее тела потянулась к нему навстречу.
Он гладил ее опытными руками, увлажняя пальцы ее соком и шепча на ухо ласковые и ободряющие слова, пока она издавала беспомощные стоны. Он навалился на нее с одной стороны и медленно раскачивал кровать, которая издавала ритмичные скрипы, специально для ушей Эль Галло.
Лине стонала. Еще никогда не приходилось ей испытывать такой боли и удовольствия одновременно. Она должна бороться с ним, но ее руки и ноги отказывались повиноваться. Все тело горело, и она уже забыла, стыд или страсть стали тому причиной. Она потеряла контроль над своим телом, мир перевернулся — она мотала головой, вздымала бедра, а с ее губ срывались нечленораздельные звуки.
