Ширл Хенке - Огонь в крови
После бессонной ночи Джесс оседлал Блейза, чтобы отправиться в Шайенн. Может, Парди прислал ответ на его телеграмму. Чем скорее прибудут остальные наемники, тем раньше он сумеет разделаться с грабителями, получить деньги и отрясти прах Вайоминга с ног своих.
— Даже завтра — и то слишком большой срок, — сообщил он Блейзу.
Когда Джесс проезжал мимо большого дома, француженка-экономка прекратила подрезать кусты и злобно уставилась на него сверкающими глазами. Интересно, заподозрила ли она что-то? Лисса, видимо, не очень-то притворялась перед старой клячей.
— Bonjour, мадам, — ехидно улыбнулся Джесс. Жермен стиснула ножницы и невольно отступила. «Черт возьми, ну и вляпался я. Такой человек, как Джейкобсон, сам устанавливает законы на территории Вайоминга. Если старик хотя бы на секунду вообразит, что полукровка коснулся принцессы, мне придется прикончить его, или Джейкобсон сделает так, что меня повесят на ближайшем дереве. Будь у меня хоть крупица разума, я бы немедленно смылся в Денвер, и пропади пропадом эти пять тысяч!»
Но Джонаху нужны деньги, чтобы купить новых быков-производителей и еще один участок земли. Хотя репутация Джесса была хорошо известна, он никогда не получал таких денег, как Том Хорн… до этого случая. Если он сумеет сделать все как надо, новые наниматели будут платить еще лучше. Самое главное — держаться подальше от Лиссы.
Но это было легче сказать, чем сделать. Увидев ее обнаженную в воде, он попросту обезумел, потерял рассудок, сделался одержимым. Девчонка вообразила, что влюблена в него, и избегать ее стало почти невозможно — Лисса была слишком настойчива и изобретательна… Господи Боже, только мысль об этом стройном изящном теле заставляла его вновь и вновь сгорать от желания. Никогда раньше он не имел дела с девственницами. Сама невинность Лиссы разжигала его страсть. И не только ее одну привлекал запретный плод. Перед глазами Джесса всплывала одна и та же картина: они лежат, слившись в объятиях, и его темные руки сжимают эту белую плоть…
Странно… он занимался любовью со многими белыми женщинами и не видел различия между ними и теми, в чьих жилах текла индейская кровь. Все они были опытными, искушенными в любви. Некоторые оказывались просто шлюхами, требовавшими денег за услуги, остальные — неверными женами, изменявшими мужьям.
Джесс всегда презирал двойную мораль, делавшую его одновременно приманкой, объектом сексуальных вожделений и отверженным, недостойным быть принятым в цивилизованном обществе. И это никогда не изменится. Какие бы то ни было отношения с Лиссой Джейкобсон невозможны. Какие чувства она на самом деле испытывает к нему? Джесс обвинял ее во всех грехах, совершенных женщинами за много-много лет, но теперь почему-то его душу терзали сомнения. Боль в огромных золотистых глазах была неподдельной… как и ответная боль, сжимавшая его сердце. Он не назвал бы это любовью, но боялся, что Лисса думает именно так.
— Мне следовало бы думать не о ней, а о том, как поскорее закончить работу.
Человек его профессии может каждую минуту схлопотать пулю, если не сосредоточится на мысли о выживании. Куда ни кинь, а Лисса — слишком большая роскошь, которую он ни в коем случае не посмеет себе позволить.
Жермен с подносом в руках вошла в библиотеку. Маркус, заслышав шаги, поднял глаза. Поставив поднос на стол, она подала Маркусу чашку кофе.
— Черный. И побольше сахару, как ты любишь, дорогой.
Маркус озабоченно нахмурился.
— Сколько раз повторять, не называй меня так! Кто-нибудь может подслушать!
— Кто-нибудь! Хочешь сказать, Лисса? — разозлилась экономка.
— Да, Лисса, моя дочь, — бесстрастно ответил он, чуть сузив глаза цвета замерзшей воды.
Ты глупец, Маркус. Она совсем не та воспитанная дама, какой была твоя жена! Она и этот индеец…
— Довольно, Жермен, — резко оборвал он. — Ты уже не раз бросала эти безумные, лживые, ревнивые обвинения, и я отказываюсь слушать подобный вздор.
Маркус поднялся, возвышаясь над ней на целую голову, хотя Жермен не была миниатюрной.
— Ты рад от всего отказаться! После всего, что я отдала тебе, следовало бы понять, что о лжи не может быть и речи…
— Все, что ты отдала, — передразнил он, злобно усмехаясь. — Да, затащила меня в постель, когда я оказался в Сент-Луисе, совсем один, отчаянно нуждаясь в женской ласке после смерти Меллисандры. Да нет, тебе ничего не стоит солгать, дорогая. Все что угодно, лишь бы опорочить мое единственное дитя.
— Она не…
— Молчи! И не смей больше об этом говорить! Я вижу, куда ведут подобные беседы, и не желаю ничего знать.
— Ты плохо ко мне относишься, Маркус.
— Великолепно отношусь, и ты, черт возьми, прекрасно знаешь! — рявкнул он. — Оставил по завещанию немалые денежки, живешь в моем доме, на всем готовом, чего же еще?!
— И заставил меня поклясться Святой Девой, что никогда никому не расскажу о прошлом, иначе лишусь всего, — с беспощадной горечью пробормотала она.
Маркус улыбнулся, холодно, пренебрежительно.
— Это все твои папистские суеверия, можешь в любую минуту нарушить клятву, — вызывающе бросил он.
Жермен, казалось, на мгновение съежилась, но тут же, выпрямившись, гордо встала перед Маркусом, полыхнув темными глазами.
— Ты прекрасно знаешь, я этого не сделаю. В отличие от тебя, я верна слову. Ты и твоя дочь… одинаково беспринципны! Она еще покроет тебя позором, Маркус. Мне ничего не придется для этого делать. Только молчать и ждать.
Жермен повернулась и вышла из комнаты, оставив Маркуса Джейкобсона раскаиваться в совершенных ошибках и сожалеть о том дне, когда он, обезумев от скорби, сделал Жермен Шанно своей любовницей.
Их связь оборвалась задолго до того, как Лисса вернулась из Сент-Луиса. Маркус никогда не позволил бы своей невинной дочери узнать об этом омерзительном союзе, да еще с такой вульгарной особой, как Жермен.
Ни одна женщина не могла заменить его возлюбленную Меллисандру. Ему и в голову не пришло бы жениться вторично, и уж, во всяком случае, не на обедневшей француженке из Каналы, некрасивой и к тому же не слишком строгой нравственности.
В сотый раз он напомнил себе, что в те дни в Вайоминге было слишком мало женщин, и в сотый раз он проклял судьбу, которая свела его с Жермен. Француженка безрассудно ревновала к Лиссе, что в конце концов было вполне понятно, и обе с самого начала не ладили друг с другом, а с тех пор, как девушка вернулась домой навсегда, вражда только усилилась. Теперь же ненависть достигла такой степени, что Жермен посмела высказать эти смехотворные обвинения относительно связи Лиссы с наемником-полукровкой. Конечно, дочь выказала интерес к экзотическому незнакомцу, но Маркус знал: Роббинс слишком умен, чтобы попытаться хотя бы прикоснуться к ней, и, что важнее всего, нравственные принципы Лиссы были так же высоки, как в свое время у ее матери.
