Элизабет Торнтон - Алый ангел
Теперь все взгляды устремились к мистеру Фоксу. Однако мистер Фокс, который всегда, сколько его помнили, без колебаний отвечал на двухчасовую речь двухчасовым опровержением, в этот вечер решил не выступать. Предложение отложить дебаты до завтрашнего вечера быстро согласовали, и палата общин опустела рано, чуть позже десяти вечера.
В коридоре Кэм столкнулся лицом к лицу с Ричардом Шериданом.
– Что ж, Дайсон, – сказал Шеридан, – насколько я понимаю, вы очень довольны после сегодняшнего выступлении Питта?
– Очень, – согласился Кэм.
Оба джентльмена посмотрели на мистера Питта. Его окружила толпа почитателей, наперебой поздравлявших политика.
Шеридан продолжил:
– Хоть мне это и не по нутру, я отдам должное врагу. Никогда еще не слышал от Питта лучшей речи. Его красноречие было великолепно! Просто великолепно!
– Мое мнение абсолютно совпадает с вашим, – ответил Кэм.
Он заметил в толпе Каслри и извинился.
Шеридан задержал герцога:
– Вы придете завтра в палату послушать выступление мистера Фокса?
– Не пропущу этого ни за что на свете.
Шеридан извлек из кармана жилета позолоченные часы и сделал вид, что изучает их стрелки.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Нехорошее это дело. Я вам сочувствую.
И, вежливо улыбнувшись, драматург зашагал прочь, оставив Кэма удивленно смотреть ему вслед.
Выйдя из палаты общин, Кэм все еще размышлял над загадочными репликами Шеридана, но тут к герцогу присоединились Каслри и Каннинг. Тема разговора у них была одна – несравненная речь Питта. Нашли экипаж, чтобы доехать до резиденции Питта на Бейкер-стрит, куда должен был подъехать сам выдающийся политик, как только ему удастся освободиться.
Каннинг ограничил выбор спиртного, как только молодых людей провели в кабинет Питта.
– Ничего кроме портвейна! – пренебрежительно сказал он, открыв пробку одного, а потом другого графина.
– Портвейн прекрасно подойдет, – согласился Кэм.
Все знали, что мистер Питт «ограничивал» себя двумя-тремя бутылочками портвейна в день. Друзья почтенного политика утверждали, будто это делалось в лечебных целях. Мистер Питт никогда не отличался крепким здоровьем. Лично Кэм считал Питта невероятным человеком. Герцог Дайсон знал очень мало джентльменов, которые могли бы осушить бутылку портвейна и через несколько минут после этого выступать с речью в парламенте. А человека умнее, чем Питт, Кэму вообще не доводилось встречать.
Джентльмены беседовали не слишком оживленно, пока в кабинет не ворвался мистер Питт. Лицо политика озаряла одна из его редких улыбок. Первые несколько минут обсуждали сегодняшнее выступление. Но мистер Питт чувствовал себя неловко, когда его хвалили, пусть даже более чем заслуженно.
Взяв из рук Каннинга стакан портвейна, Питт перебил Каслри, сказал:
– Джентльмены, хорошие новости из Франции. – Политик сделал большой глоток, и коллеги терпеливо подождали, пока наполнят его опустевший стакан. Наконец Питт произнес:
– Вопреки заявлениям Бонапарта, угроза неминуемого вторжения настолько отдаленная, что можно считать ее вообще несуществующей. Хотя, само собой разумеется, наша бдительность не ослабнет ни на йоту. Получены сведения о точной диспозиции французского флота. Джентльмены, – Питт обвел взглядом присутствующих, оценивая их реакцию, – джентльмены, мы знаем совершенно точно, что французский флот сейчас разбросан по всему миру.
– Что значит «совершенно точно»? – спросил Каннинг, улыбаясь до ушей. Он уже знал ответ.
– Шпионы, – прямо сказал Кэм.
– Дельта, если быть точным, – отозвался мистер Питт.
Только Кэм знал, что «Дельта» было кодовым именем Родьера, используемым в Англии. Каслри изобразил недоверие:
– А как же представление, которое вы сегодня вечером устроили в парламенте, сэр?
Улыбнувшись, Питт ответил:
– Насколько я понял, вы имеете в виду те мимолетные замечания, которые я сделал по поводу использования французами шпионажа?
– Скорее пламенную речь, – вмешался Каннинг.
– Мое сердце чуть не разорвалось от негодования, в равной степени смешанного с патриотическими чувствами, – произнес виконт Каслри.
– Как и было задумано, – заметил Кэм. – Нам, как ораторам, хорошо знакома эта уловка. Тем не менее мистеру Питту понадобилось лишь несколько минут, чтобы заставить нас безоговорочно ему довериться.
– Гадкое это дело, шпионаж, – сказал мистер Питт, осуждающе пожав плечами. – Но в такие времена как сейчас он необходим. А теперь, джентльмены, если вы уже вдоволь повеселились, нам нужно обсудить еще кое-что.
Кэм не сомневался, что информатором Родьера был Маскарон. Только человек, занимающий высокий пост в Морском министерстве, мог иметь доступ к такой информации, какую передали Питту. Из доклада Родьера становилось ясно, что, объявив войну, британцы застали Бонапарта врасплох, несмотря на военный арсенал и флотилию, которые тот начал собирать за несколько месяцев до нарушения мирного соглашения. Французский флот был не только разбросан по всему миру, он также уступал британскому по численности; матросы на французских кораблях были неопытными. А после череды неудач, которые французы терпели в битвах последние несколько лет, пораженческие настроения царили на всех уровнях военно-морской иерархии.
Однако Бонапарт быстро наверстывал упущенное. Целая армия рабочих строила транспортные и военные корабли, способные переправить через Ла-Манш более ста тысяч человек. Планировалось сооружение большого числа портовых бассейнов и искусственных портов вдоль побережья, причем некоторые проекты уже начали осуществлять. Бонапарт был твердо намерен до конца года отправить свой флот на завоевание Британии.
– Да, все действительно выглядит мрачно, – заметил Каннинг, когда мистер Питт завершил свой рассказ.
– Согласен, – ответил Питт. – Однако на нашей стороне есть два преимущества.
– А именно?
– Адмирал Нельсон, это раз. Французы не могут сравниться с ним, и они знают это. И, конечно, – Питт снова одарил собеседников одной из своих редких улыбок, – тяжелый английский климат. Характерно отвратительная для Ла-Манша погода, на которую мы обычно сетуем, может, однако, оказаться спасительной для Англии.
Потом заговорили о речи мистера Фокса, назначенной на следующий день. Месяц назад казалось, что очень важно заручиться поддержкой мистера Фокса для возобновления военных действий с Францией. Но в течение нескольких недель произошло много событий, изменивших общественное мнение. Немалую роль в этом сыграло намерение Бонапарта сделаться императором. Совершив этот опрометчивый поступок, Наполеон лишился большой доли благосклонности, которую питали к нему нижние слои населения Англии. Наследственная монархия, какой бы она ни была несовершенной, была гораздо предпочтительнее тотальной диктатуры.
