Эванджелина Коллинз - Королева ночи
Джеймс чуть-чуть куснул ее за подбородок и перевернулся на спину.
— Ты должна отдохнуть, — сказал он, большим пальцем поглаживая ее висок мягким, убаюкивающим движением.
Холодный воздух остудил ее кожу, когда он, откинув одеяло, поднялся с постели. Лежа на боку, Роуз наблюдала, как он собирает свои вещи с пола. Он был превосходно сложен, хорошо прорисованные мускулы перекатывались под бронзовой кожей, а линия плеч казалась бесконечной… Часы, которые он проводил на складе, сделали его тело более подходящим к физическому труду, чем к перебиранию бумаг за столом, что ей очень нравилось.
Белая рубашка валялась на постели, там, где он бросил ее, спеша раздеться. Прежде чем надеть рубашку, он потянулся, чтобы запечатлеть на ее щеке быстрый поцелуй. И так, по мере того как он двигался по комнате, находя свои вещи и надевая их, он дарил ей поцелуй за поцелуем. Касаясь губами кончика ее носа, лба, щек. Румянец расцвел на его щеках, а мягкая глубина его глаз светилась счастьем.
Его хорошее настроение передалось ей, но с каждым быстрым поцелуем печаль все сильнее проникала в ее душу. С последним поцелуем, как она думала всякий раз, когда он наклонялся к ней. Последний раз она почувствует теплое касание губ. Последний раз ощутит его дыхание…
Седьмая ночь. Это всегда означало конец. Никогда прежде у нее не возникало желания остаться у Рубикон дольше, чем на одну неделю. Но там, где обычно возникало облегчение, сейчас появилась мучительная пустота, которая росла с каждой секундой, угрожая заполнить собой все ее существо.
— Почему ты такая печальная? — спросил Джеймс, просовывая руки в жилет.
— Я не печальная.
— Но я не вижу улыбки. И не спорь, ты не хочешь улыбаться, — сказал он, опережая ее возражения.
Погладив ее по голове, Джеймс быстро поцеловал в губы. Затем его губы спустились к ее шее, потом к груди. Горячий и влажный язык путешествовал по ее соску, рука проникла между бедер, легко дразня и лаская ее.
Тихонько рассмеявшись, она убрала его руку.
— Вот так-то лучше, — заявил он, удовлетворенно склонив голову, прежде чем снова заняться пуговицами на жилете.
Когда он остановился у постели, чтобы взять галстук с пола, то украл еще один поцелуй.
— Я могу увидеть тебя завтра?
В этом вопросе не было ни капли сомнения. Джеймс говорил так, словно был уверен в ответе, но все же не мог не спросить. Роуз обожала его за это — он никогда не требовал, не настаивал, а всегда уважал ее желания.
Джеймс закинул длинный конец белого галстука за шею и заправил под воротничок, но его внимание было сосредоточено на ней.
Роуз хотела бы остаться с ним навсегда, но знала, что не сможет. У него своя жизнь за этими стенами, в которой для нее нет места. Она не могла не понимать это даже после их волшебных ночей. После нескольких лет общения с мужчинами, которые заботились только о себе и видели в ней лишь объект наслаждения, было бы странно не упиваться этими мгновениями с Джеймсом. Потакать сиюминутным всплескам счастья, которого она никогда не имела прежде.
Но это были лишь мгновения, и ничего больше.
Роуз присела на постели. Мучительное томление теснило грудь, и она покачала головой:
— Нет.
Ее отказ отозвался эхом, в пустой комнате. Повис между ними.
Прежде чем пришло понимание, гримаса смущения и шока исказила его черты. Его тело окаменело. Радость исчезла, и, глядя на него, ей захотелось взять свои слова обратно. Крепко обнять его и убедить, что она совсем не то имела в виду. Но Роуз не двинулась с места.
Джеймс кивнул сдержанно и коротко. Повернулся к зеркалу на комоде и снова взялся за свой галстук. Резко дернув концы, перебросил один через другой, формируя узел. Но та ловкость, что он продемонстрировал прошлой ночью, сейчас изменила ему. Закусив губу, он развязал узел и начал сначала.
Роуз понимала, что должна сохранять спокойствие сама. Оставить в тишине его. Но она не хотела, чтобы их последняя встреча закончилась таким образом. Нет, он не должен думать, будто она больше не хочет его. А то, что он все понял именно так, она видела по его отражению в зеркале. Боже мой, если бы он знал, как далек от правды!
— Джеймс, дело не в том, что я не хочу быть с тобой.
Не видя ее в зеркале, Джеймс поднял руку, останавливая ее.
— Не надо ничего объяснять. Я понимаю.
— Нет, ты не понимаешь. Я работаю только одну неделю в месяц, и сегодня моя последняя ночь.
Он молчал. Наконец поймал ее взгляд в зеркале! Морщинка пролегла между бровями.
— Ты не бываешь здесь каждую ночь?
— Только последнюю неделю месяца.
— И завтра ты уезжаешь?
Она кивнула.
Морщинок прибавилось.
— Три ночи отпущены мне, — тихо пробормотал он.
— Что? — переспросила она.
— Когда я опоздал с приходом и ты оказалась недоступна, я попытался закрепить тебя за собой на несколько следующих дней, но Рубикон согласилась только на три дня. Дала какое-то невнятное объяснение, но, оказывается, есть и реальная причина. Она знала, что ты завтра уезжаешь.
Роуз застыла в удивлении. Джеймс закрепил ее за собой на три дня, а значит, заплатил Рубикон аванс. Это при том, что в конце каждой встречи он просил ее увидеться снова. И она знала, что если бы она отказалась, он не стал бы настаивать. Не вернулся на следующий вечер, даже если бы потерял деньги, которые заплатил за нее.
Господи, какой благородный человек! И если он уйдет сейчас, она больше никогда его не увидит…
— Куда ты едешь?
— Домой. — Роуз слышала свой голос, пытаясь сдержать подступающие слезы. — В деревню. До следующего месяца.
Когда она вернется сюда, в эту комнату, он уже не придет. Время и расстояние сделают свое дело. Сгладят воспоминания, но только не ее. Угрызения совести, как и в их первую ночь, вновь заговорят в нем, удерживая его подальше от этого дома.
— Поедем в деревню со мной.
Слова слетели с его губ так неожиданно, что он сам удивился. И конечно, Удивил ее.
— Что?
— Я… я… — Ему понадобилась пара секунд, чтобы самому понять, что происходит. Здравый смысл требовал отменить предложение. — У меня дом за городом. Право, ты окажешь мне честь, если согласишься погостить у меня: на следующей неделе.
Робкая надежда в его глазах тронула ее сердце. Опустив подбородок, Роуз натянула простыню повыше. Желание принять предложение росло в ней. Ухватиться за эту возможность обеими руками и ни за что не отпускать ее. Но она сдержалась.
— Я не могу.
— Почему? Разумеется, я компенсирую тебе это время.
Это больно. Она еще выше натянула простыню, прикрывая себя.
