Барбара Картленд - Проклятие клана
– Молю Бога, чтобы жизнь у тебя сложилась счастливо, моя хорошая, – тихо добавил он. – Мне всегда нравился Герон, еще когда он был мальчишкой. У него масса достоинств. Он прирожденный предводитель и вождь клана, и Маккрейги по праву гордятся им.
Он помолчал.
– Но, по-моему, герцог пока не знает, что такое любовь.
– Вот и мистер Фалкирк говорит, что герцог никогда по-настоящему не был влюблен, – согласилась Тара.
– Думаю, это действительно так, – ответил граф. – Но никогда не поверю, что можно долго находиться под одной крышей с тобой, дорогая моя доченька, и не влюбиться.
Может, Тара и усомнилась бы в его словах, если бы она сама не замечала, сколько молодых людей вьется вокруг нее, следуя по пятам и расточая цветистые комплименты.
Тара быстро научилась распознавать восхищенный блеск в их глазах, он давал ей такую уверенность в себе, какой она никогда прежде не испытывала.
Но, возвращаясь домой, раскрасневшаяся, с сияющими глазами, глядя на себя в зеркало, Тара внезапно вспоминала суровый взгляд мужа.
И ей было страшно: что ждет ее впереди?
Вечером накануне бала Тара рано отправилась к себе. После ванны с мягкой торфяной водой, пахнувшей цветами, служанки нарядили ее в роскошное платье, подаренное отцом специально для этого бала.
Оно было серебристо-белое, поскольку белый цвет, по мнению графа, выгодно подчеркивал цвет волос дочери.
Казалось, вокруг нее струится лунный свет, и Тара в который раз пожалела, что герцог ее не видит.
Ей очень шла новая прическа.
– Вы должны отрастить волосы подлиннее, ваша светлость, – заметил парикмахер. – Не представляю, зачем вы позволили, чтобы их так коротко остригли.
И ворчливо добавил:
– Но все равно они великолепны. Держу пари, красивее вашей светлости на балу никого не сыщется.
– Спасибо, – улыбнулась Тара. Когда парикмахер вышел, она взглянула на украшения, лежавшие на туалетном столике.
Их одолжила Таре бабушка. (Сама графиня по торжественным случаям носила тиару.)
Хотя Тара уже надевала обруч, когда ее представляли королю, за неимением ничего другого приходилось снова им воспользоваться.
Взяв обруч в руки, Тара попросила служанок помочь надеть его. В этот момент в дверь постучали. Тара еще не успела ничего ответить, как кто-то, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату.
Решив, что это отец, Тара не оборачиваясь проговорила:
– Я уже готова, папа.
Но, увидев отражение в зеркале, так и застыла. У нее мелькнула мысль, что это наваждение. Тара резко обернулась – за спиной стоял герцог.
– Ваша… светлость!
Герцог не ответил, и она, бросившись к нему, быстро заговорила, запинаясь на каждом слове:
– Я совсем… не ожидала… что вы… приедете… Но как же я рада… что вы… здесь! Как вы себя чувствуете? Рука не беспокоит… вас? Надеюсь… вы не очень устали… после столь… долгого… путешествия?
– Я чувствую себя абсолютно нормально, Тара, – отозвался герцог. – Я привез вам драгоценности, которые вы должны сегодня надеть.
Только сейчас Тара заметила, что герцог протягивает ей какие-то кожаные коробки, и машинально взяла их у него из рук.
– Драгоценности? – растерянно переспросила она.
– Изумруды Аркрейджей. Они уже несколько веков принадлежат нашей семье, – ответил герцог. – Думаю, с ними ваш туалет только выиграет.
– Я в этом… не сомневаюсь, – поспешила заверить Тара. – А вы… пойдете… на бал?
– Я намереваюсь сопровождать вас,– холодно проговорил герцог, и у Тары появилось ощущение, что он сильно чем-то раздражен.
Служанки вышли из комнаты, оставив их вдвоем, и Тара, почувствовав себя немного смелее, заговорила:
– Я так рада… что вы передумали… и приехали в Эдинбург. Я часто… вспоминала о вас… и мне так хотелось… чтобы вы были… здесь.
Ей показалось, что герцог взглянул на нее с недоверием.
– Я считаю своим долгом засвидетельствовать королю свое почтение.
– Папа будет очень рад. Он не раз говорил мне, что вы с королем непременно понравитесь друг другу.
И, поскольку герцог ничего на это не ответил, обеспокоенно спросила:
– Вы и правда… совершенно уверены… что в состоянии выдержать… сегодняшнее… торжество?
– Совершенно уверен! – отрезал герцог. – И вообще, долг есть долг, и я обязан его выполнить! Как я понимаю, сегодня вечером все празднования завершатся, так что завтра я забираю вас с собой.
И, повернувшись, он вышел из комнаты так же неожиданно, как и вошел. А Тара все стояла и смотрела ему вслед.
И никак не могла разобраться в своих чувствах.
Знала лишь, что страстно желала, чтобы он приехал, и желание ее осуществилось!
Боясь опоздать на бал, Тара позвонила служанкам и принялась лихорадочно открывать шкатулки с драгоценностями.
Изумруды Аркрейджей оказались выше всяческих похвал, и Тара нисколько не сомневалась, что в этом наряде затмит всех дам, приглашенных на бал.
И в то же время она не могла не думать, каких баснословных денег стоят эти безделушки: продав всего лишь один камешек из ожерелья, наверняка можно было бы досыта кормить приютских детей в течение многих месяцев, а то и лет.
Лишь вспомнив, что герцог разрешил ей, когда они поедут в Лондон, подарить детям игрушки, она немного успокоилась.
– Теперь я начинаю понимать, что я и в самом деле герцогиня Аркрейджская, – произнесла она вслух, – а потому очень многое могу сделать для приюта.
И Тара тут же начала прикидывать, чего в приюте не хватает, что нужно сделать прежде всего: во-первых, купить кровати, во-вторых, заменить прогнившие полы, в-третьих, приобрести кухонную утварь, и прочее, и прочее…
Внезапно спохватившись, Тара с ужасом взглянула на шкатулки – и половина еще не раскрыта, а в любую минуту могут прийти муж, бабушка или отец, чтобы везти ее во дворец.
Как выяснилось позже, у Тары мало что осталось в памяти об этом бале, разве только бело-золотые стены зала и трон, задрапированный чем-то темно-красным.
Вокруг трона теснились многочисленные банкетки. Шотландская знать из кожи вон лезла, чтобы обратить на себя внимание короля.
Хотя отец вновь представил Тару его величеству и он радушно побеседовал с ней, мыслями она постоянно была с герцогом.
Граф настоял, чтобы Тара станцевала рил, шотландский танец, которому она училась вечерами перед приездом короля.
Тара вихрем неслась по залу и думала только об одном: смотрит ли на нее герцог, знает ли, сколько молодых людей оспаривали друг у друга право танцевать с ней.
Когда все они возвращались в карете в дом графини, отец любящим голосом произнес:
– Ты знаешь, моя девочка, сегодня все тобою восхищались. Даже его величество сказал, что ты красавица и самая очаровательная девушка на этом балу.
