Наталья Павлищева - Жизнь без Роксоланы. Траур Сулеймана Великолепного
– Господин мой, Повелитель отправляет вас в Кютахью?
– Да, ты же хотела быть ближе к Стамбулу? Кютахья ближе, радуйся.
– А… Мурад?
– А что Мурад? – удивился Селим.
– Мурад с вами?
– Конечно. Если только Повелитель не решит вдруг забрать его к себе в Стамбул.
Оп-па! А вот об этом она почему-то не подумала. Но отступать некуда, на глаза навернулись старательно выдавливаемые слезы (впрочем, она всегда была хорошей актрисой, умела плакать при необходимости):
– Вы не отправите меня с Мурадом, оставите при себе?
– Нет…
Что «нет» – отправит или оставит?
– Шехзаде, я не мыслю жизни без вас.
Селим смотрел на Нурбану с озадаченным любопытством. Он ни на мгновение не поверил в ее страдания из-за разлуки, за двадцать лет хорошо изучил и характер, и способности Нурбану, но и он прикипел к красавице сердцем. В конце концов, не один Сулейман однолюб, ловкая Нурбану сначала сумела околдовать его самого, потом подсовывала на ложе глупышек, которые только и могли ублажить тело, потому после ночных утех днем он возвращался к Нурбану.
Что она теперь задумала? Селим не менее проницателен, чем его отец, долго думать не пришлось. Нурбану нужно, чтобы он стал султаном, а уж потом хитрая женщина будет бороться за положение валиде. Что ж, это ему подходит. Пока подходит. Кивнул:
– Я не намерен отказываться от тебя. Конечно, ты поедешь со мной в Кютахью, там Эскишехир с его источниками неподалеку…
Вроде все хорошо закончилось, но по насмешке в зеленых глазах Селима Нурбану поняла, что он не поверил. Во власти шехзаде отказаться даже от матери своего сына, удалить от себя, при этом не допустив к сыну. И сыну она не очень нужна. Значит, должна стать нужной и тому, и другому.
– Хвала Аллаху! Шехзаде, не отпускайте от себя Мурада, ему могут вскружить голову недостойные люди.
В глазах снова полыхнуло зеленое пламя удивления и насмешки:
– Ты кого недостойным называешь, уж не Повелителя ли?
Она могла и сама насмешничать, но сейчас не время.
– Спаси Аллах! Что вы такое говорите?! Но Повелитель уже немолод, вокруг него столько вьется разных людей… Мурад юн и неопытен.
Селим насторожился:
– Хочешь с ним в Стамбул?
И снова Нурбану раскрывала глаза:
– Упаси Аллах! Пусть он будет с нами.
Странный разговор, пустой и напряженный. К чему?
Нурбану нужно было просто убедиться, что Мурад остается при них, а Селим подтвердил, что ее положение незыблемо. А упрочив свое положение, можно взяться и за положение Селима.
Сам Селим это прекрасно понимал, он хорошо помнил, что именно Нурбану сделала все, чтобы султан помог ему войсками против Баязида. Что теперь?
Муэдзины прокричали призыв к первой молитве, но в кухне дворца давно кипела работа. Повелитель встает рано и ест мало, но должно быть готово все, что бы вдруг ни пожелал падишах. На этой кухне готовили еду только Сулейману, для остальных существовали другие. Пока была жива Хуррем Хасеки Султан, для нее и ее придворных дам ежедневно горели очаги в большой кухне ближе к гарему, существовала еще та, что за воротами во втором дворе, там варят и жарят, пекут и режут для пашей Дивана. Каждое заседание их прерывается обедом, чтобы не отлучались.
Но эта кухня султанская. Повелитель и раньше не стремился к многолюдству на своих трапезах, изредка приглашая за стол кого-то из приближенных или родственников, что часто бывало одно и то же. Когда-то частенько с султаном обедал или ужинал его друг-советчик Ибрагим-паша, после одного ужина и был казнен. После смерти Хуррем Хасеки Султан чаще других бывал Дамат Рустем-паша, сын любимой дочери падишаха Михримах Султан.
Как умер Рустем-паша, его преемника Семиза Али-пашу на трапезу не зовут, Повелитель ест один. Для таких ограничений немало причин, но горе тому, кто решит не только сказать – подумать об этих причинах. Для всех султан здоров и бодр.
– Нет-нет, Аббас, это невозможно! – отрицательно мотал головой повар в ответ на просьбу своего помощника попробовать новый рецепт. – Не сегодня, это нужно делать, когда нет необходимости подавать блюдо Повелителю. Попробовать самим, несколько раз приготовить, чтобы убедиться, что все получается, как надо, и только потом подавать султану.
В султанской кухне каждый повар специализировался на приготовлении своего блюда, тот, кто хорошо готовил махмудийе (курочку в меду), понятия не имел о тонкостях приготовления шербетов, а кондитер не знал особенностей приготовления салмы… Для всего были свои люди, зато они уж знали все секреты, у такого не подгорит и не скиснет, не сбежит и не пересохнет, салма так салма, пахлава, халва, чорбасы (супчик), локма… все лучшего качества. И «имам баялды» («имам упал в обморок») получится таков, что и впрямь язык проглотишь или упадешь. На то и султанская кухня, чтобы быть в Османской империи лучшей.
Аббас зря уговаривал повара, отвечавшего за приготовление пахлавы, заменить сироп из лимонного сока, сахара и воды на такой же, но приготовленный на основе малины. Вот еще! Малина и орехи могут не сочетаться, и пахлава получится невкусной. Для Аббаса это просто проба сил (он горазд на выдумки, вчера приставал с идеей заменить сироп на разбавленный мед), а для Васима – дело жизни и смерти. Если не угодит, в лучшем случае выгонят, в худшем часниджир-баши (главный дегустатор блюд) решит, что хотел Повелителя отравить, тогда и вовсе казнят без раздумий. Васим так и сказал надоедливому помощнику:
– Вот будешь главным кондитером по пахлаве, хоть из горчицы сироп делай, а пока не смей ничего менять, и разговоры такие не веди, не то выгоню.
Разве мог он знать, что уже на следующий день именно Аббас будет готовить пахлаву для Повелителя, потому что сам Васим окончит свои дни, всего лишь попробовав то, что осталось нетронутым на тарелке, принесенной из покоев Повелителя.
В кухне оцепенение. Часниджир-баши сидел бледный, как смерть, с трясущимися руками, губами и всем, что вообще могло трястись. Такого в Топкапы не бывало, ни разу за все время пища Повелителя не была отравленной. Травили наложниц, однажды пытались расправиться даже с валиде, не раз это делали в отношении ненавистной всем Хуррем Султан, но чтоб Повелителя!..
Когда-то было – женщина, выдававшая себя за сбежавшую сестру шаха Тахмаспа, пыталась подсыпать яд в шербет султана, но Хуррем, невесть как учуявшая это (ведьма же!), буквально выбила чашу из рук отравительницы.
Но это уже после кухни, яд был всыпан прямо в покоях султана.
В этот раз все иначе.
Словно что-то предчувствуя, Повелитель распорядился выкладывать одно и то же блюдо на несколько одинаковых тарелок, чтобы никто не знал, с какой будет есть султан. Саму еду привычно пробовал часниджир-баши, но чтобы отраву не поместили на тарелку, их действительно стали подавать несколько.
