Линси Сэндс - Любимая жена
Действительно, приезд в Харгроув стал спасением – наконец появился верный помощник. Но, несмотря на это, Пэн был слишком горд, чтобы позволить другим видеть, насколько он беспомощен, – не важно, как часто приходилось это скрывать. Поэтому с тех пор, как появился Дэвид, Пэн с его помощью ел вдали от всех. В первую ночь мальчик кормил его на поляне у реки. Когда они добрались до Джервилла, Пэн велел ему приносить еду наверх, в комнату Адама. Затем мальчик помогал ему раздеться перед ванной, и на этом очерчивалась граница. Дэвид предлагал – конечно, с большой неохотой – помыть его, но Пэн, не желая позорить ни себя, ни его, просто обходился недолгим лежанием в воде.
По такой схеме они и жили. Каждое утро Дэвид одевал Пэна, затем всюду следовал за ним, исполняя свои обязанности. Когда подходило время обеда, Пэн отправлялся наверх и ждал, пока Дэвид принесет из кухни еду. Так же проходил и ужин. Позднее мальчик помогал Пэну лечь, затем отправлялся спать на соломенной подстилке в углу.
– Так, Дэвид, спасибо, я закончил. Можешь отнести это обратно в кухню.
Оруженосец помедлил, очевидно, сомневаясь, что Пэн решил остановиться, съев только половину. Тем не менее он кивнул, забрал оставшееся и, пройдя мимо Эвелин, вышел из комнаты.
Пэн перевел взгляд на жену. Сначала она в нерешительности стояла у порога, затем, подняв голову и расправив плечи, вошла и закрыла за собой дверь. Он настороженно ждал, что же последует за этим.
– Так значит, вы едите здесь не потому, что избегаете меня?
Пэн был так шокирован ее словами, что даже рот открыл. Опомнившись, он изумленно воскликнул:
– А с чего ты вообще так подумала?! Эвелин тяжело вздохнула.
– Потому что вы, похоже, постоянно сторонитесь меня. Покидаете комнату почти сразу, после того как я войду в нее, – так было и сегодня, стоило мне только спуститься. Со дня приезда вы ни разу не сели со мной за стол. И несмотря на то что мы вместе спали в Харгроуве, вы никогда не ночевали в палатке и, более того, в своей собственной кровати, здесь, в Джервилле.
Последнее предложение она протараторила, чувствуя, как вспыхнуло ее лицо.
Пэн пребывал в замешательстве.
– Сегодня вечером я ушел из зала, потому что пришло время ужина, и, как тебе теперь известно, ел здесь.
– Да, теперь я понимаю… – тихо сказала Эвелин. – Но это не объясняет вашего отказа спать вместе со мной… Я пойму, если вы меня не хотите… я знаю, что не очень привлекательна…
Пэн фыркнул, но Эвелин подняла глаза и нахмурилась.
– Не нужно грубить, милорд муж. Понимаю, я слишком толстая и…
Пэн не удержался и, снова фыркнув, покачал головой:
– Ты красивая, жена.
Заметив гнев в ее глазах, он подумал: «Неужели она и вправду не понимает, что нравится мне?» Господи, ну конечно, не понимает, неожиданно осознал он. Кузены хорошо постарались и за много лет убедили ее в том, что она неказистая. Жаль, Пэн не понял этого сразу, еще в Стротоне, – тогда они бы не отделались одной угрозой.
– Ах да, – сухо ответила Эвелин, – я такая красивая, что вы до сих пор даже не осуществили наш брак, хотя прошла уже целая неделя.
Пэн посмотрел на нее, затем поднял перебинтованные руки.
– Видишь ли, жена, в деле появились кое-какие осложнения.
– А Хьюго сказал, что здесь важны не руки, и раз вы смогли оседлать лошадь, то и меня сможете без проблем, – выпалила Эвелин, но, сообразив, что за пошлость она сейчас произнесла, густо покраснела.
– Хьюго? – с отвращением переспросил Пэн. – Почему ты ему поверила?
– Потому что он мужчина и имеет больше опыта в таких вещах, – пролепетала Эвелин, склонив голову. – А что, он сказал мне неправду?
– Да, он ска… – Пэн вдруг осекся, понимая, что такой ответ будет ложью.
Конечно, он мог совершить брачный обряд. Это было бы трудновато, правда, но вполне возможно. Бесполезны-то были руки, а не мужское достоинство, которое пребывало в полной готовности, как он уже успел заметить за время поездки. Пэн не мог даже спокойно сидеть за ней на лошади, не говоря уже о тех страшных минутах, когда водил ее на реку… Боже правый, ему и смотреть на нее не надо было – хватало лишь звука снимаемого платья и всплесков воды, чтобы потом долго успокаивать восставшего «друга».
Пэн избегал ее по ночам, потому что одна только мысль о том, что он будет лежать рядом с ней, вдыхать ее аромат, прикасаться, но не иметь больше никаких возможностей, казалась невыносимой. В Харгроуве у него просто-напросто не было выбора, он не мог унизить Эвелин, попросив при ней отдельную комнату для себя. Но несмотря на то что они спали тогда в одной кровати, он старался лечь как можно дальше от нее и впредь так делать, пока не заживут раны и он не сможет воплотить в жизнь все свои фантазии.
Но, приняв такое эгоистичное решение, Пэн даже не подумал, как это воспримет Эвелин. Естественно, подвергнувшись тщательной обработке со стороны кузенов, она решила, что он избегает ее.
Вздохнув, Пэн попытался объяснить:
– Если ты хочешь знать, то да, оформить брак возможно, но пойми, без моих рук тебе будет неудобно. Не получилось бы сделать это… обычным способом. Тебе пришлось бы сесть на подоконник или опереться на что-нибудь…
Речь Пэна замедлилась, как только в воображении всплыли картины возможных вариантов. Эвелин сидит на подоконнике, он своим телом разводит ее ноги, прислоняется к ней, целует, затем входит в нее… Или нет, она держится за тот же подоконник, а он входит в нее сзади…
– То есть вы хотите сказать, что отказываетесь из-за того, что мне это будет неудобно?
Голос Эвелин вывел Пэна из забытья, и он сердито нахмурился. К его сильнейшей досаде, она говорила так словно не верила ему.
– Ну… да, конечно, и поэтому я не спал вместе с тобой. Неужели ты думаешь, что я просто так предпочел бы теплым подстилкам из овчины твердую холодную землю?
– Нет, конечно, – ответила Эвелин не без злости в голосе. – Поэтому я и решила, что вы предпочли твердую холодную землю моему присутствию.
Пэн открыл было рот, но промолчал. Странно, он, конечно, мог понять, как здорово над ней поиздевались кузены, но ему казалось, что его желание в первую брачную ночь, до пожара, было весьма очевидным. Орган его выпрямился и затвердел, словно меч, а рвение было как у неопытного мальчишки. Как она могла не заметить этого?! Тут ему в голову пришла одна догадка:
– Ты была пьяна в нашу первую ночь?
– Нет! – воскликнула Эвелин, шокированная подобным вопросом.
– Тогда ты точно должна была заметить мое… – Пэн призадумался, отчаянно подыскивая замену неприличному слову, возникшему в голове, чтобы описать свое тогдашнее состояние. – Э-э… рвение.
