Барбара Картленд - Невеста-обманщица
Я была здесь у Джорджа лишь однажды, потому что обычно жила либо в Лондоне, либо в Италии. Совершенно неожиданно я узнала, что мой сын умер. Фредерик в тот момент находился в Ирландии, поэтому я сама приехала в Рот, чтобы распорядиться насчет похорон. Здесь я узнала, что Джордж погиб, когда его лошадь провалилась в каменоломню в дальнем конце поместья. Бедное животное получило ужасные увечья, и его пришлось пристрелить. Джордж сломал позвоночник; когда его нашли, он был уже мертв.
Можешь себе представить, какой это был для меня удар. Но я с самого начала чувствовала, что от меня что-то скрывают. Слуги как-то странно себя вели и избегали смотреть мне в глаза.
Вскоре я догадалась, что держалось в тайне. В замок прибыл адвокат нашей семьи, и он тоже вел себя как-то не так. В день гибели Джорджа ему передали письмо от него. К письму прилагалось новое завещание, написанное собственной рукой Джорджа, что было засвидетельствовано двумя из слуг замка. Доктор поклялся, что Джордж находился в здравом рассудке в момент написания завещания.
Я прочитала завещание, позвала экономку и настоятельно попросила рассказать мне всю правду. И тогда она поведала мне о том, о чем они боялись сказать мне раньше. Джордж жил с молодой женщиной, дочерью местного фермера. Она переехала в замок примерно за год до этого. Очевидно, она была здесь очень счастлива, но не требовала, чтобы слуги считали ее своей хозяйкой.
Когда стало ясно, что у нее будет ребенок, все ждали, изменится ли что-нибудь. Но все продолжалось по-старому. Было очевидно, что они с Джорджем безумно любили друг друга. Они всегда были вместе. Только когда он занимался делами поместья или принимал гостей, она оставалась в своей комнате. Никто ее не видел. При родах присутствовали доктор и повивальная бабка, но они не смогли спасти ей жизнь. Женщина умерла, а ребенок остался жив.
Когда Джордж узнал о смерти своей возлюбленной, он, по словам экономки, словно обезумел. Женщину, которую он любил всем сердцем, тихо похоронили на кладбище рядом с замком. После этого Джордж отправился в свой кабинет и написал новое завещание. Его засвидетельствовали, по его просьбе, экономка и дворецкий. Затем Джордж попросил доктора заверить, что он находится в здравом уме, и приказал привести из конюшни свою любимую лошадь. Он даже не взглянул на ребенка, а слуги боялись принести младенца, опасаясь, что это лишь усилит горе Джорджа.
Он вскочил на лошадь прямо у парадной двери, и больше живым его не видели. С трудом верилось, что это несчастный случай. Все в поместье, и Джордж в том числе, знали о существовании каменоломни. Выслушав экономку, я попросила принести ребенка. Это был здоровый мальчик; и он громким плачем требовал свою кормилицу, которую с трудом нашли в деревне.
Признаюсь, моим первым побуждением было отослать ребенка из поместья. Я хотела договориться, чтобы за ним присматривали, а затем забыть о его существовании. Я собиралась лишь мельком взглянуть на него, потому что никогда не испытывала особой любви к младенцам. Я взяла его на руки, и мальчик моментально прекратил плакать и открыл глаза. И в это мгновение он напомнил мне моего мужа. Не сына, потому что он и в детстве был почти таким же, каким стал, повзрослев. Ребенок напомнил мне моего мужа в первые годы нашего брака.
В отличие от большинства моих современниц я вышла замуж по любви. За свою жизнь я любила многих мужчин, и много мужчин любили меня. Но я никогда не забуду ту нежность, которую испытывал ко мне мой муж во время медового месяца, то счастье, которое я познала за то краткое, но восхитительное время. Мне было всего шестнадцать. Потом мы постоянно ссорились, потому что я была упряма и импульсивна. Мне нравилось все, что он терпеть не мог. Но во время медового месяца мы были очень счастливы вместе. И почему-то этот младенец, сын Джорджа, напомнил мне о том времени, когда я сама была еще почти ребенком и мои переживания были совсем детскими. И хотя это казалось совершенным безумием, я решила сама заботиться о сыне Джорджа и воспитать его как законного внука. Я заявила всем о своем решении и договорилась, что покину замок, как только вернется мой сын Фредерик. Поскольку Джордж никогда не был женат, Фредерик стал новым маркизом Дроксборо.
Нерина вздрогнула.
— Это теперешний маркиз? — спросила она.
Вдова кивнула, а затем, видя выражение лица Нерины, спросила:
— Ты его знаешь?
— Последний раз я работала гувернанткой в его доме.
Маркиза немного помолчала, потом проговорила:
— Тогда я понимаю, почему ты так испугалась, когда мой внук представил нас. Не бойся сказать мне правду о Фредерике. Я знаю про него все. Я слишком много слышала о нем, чтобы не понять, что он за человек. Мне стыдно за своего сына.
Нерина промолчала.
— Так вот, — снова заговорила маркиза, — Фредерик приехал сюда и, когда узнал о моем намерении, пришел в ярость. На это была причина: в завещании Джорджа было написано, что он оставляет все, чем владеет, своему сыну. Конечно, кое-что наследовалось вместе с титулом: дом в Нортгемптоншире, фамильные портреты и серебро, часть нашей собственности в Лондоне. Но в основном Джордж мог распоряжаться своим состоянием, как ему заблагорассудится.
Мой муж оставил ему наследство без всяких условий. Он знал, что Джордж — здравомыслящий и разумный молодой человек, который не станет вести беспутный образ жизни и не промотает полученное состояние. Было вполне понятно, почему Фредерик пришел в такую ярость. Но я знала уже тогда, каков был его образ жизни. Только когда он пригрозил убить ребенка своими собственными руками, я поставила его на место.
Я закрыла замок и взяла Руперта — так я решила назвать мальчика — с собой в Лондон. Сказала всем, что умер мой племянник, который много лет прожил в Китае, и я усыновила его ребенка. История показалась вполне правдоподобной и через некоторое время меня перестали расспрашивать. Я пошла к адвокату и устроила все так, чтобы ребенок на законных основаниях получил имя Рот — Руперт Рот. К тому времени, когда он достаточно подрос, чтобы отправиться в Итон, об этой истории уже все давно забыли. Все, кроме Фредерика.
Я знала, что он люто ненавидит Руперта и готов пойти на все, чтобы уничтожить его. Но Фредерик не торопился, он выждал время, пока Руперту исполнилось пятнадцать. Мальчик был обаятельным и чувствительным. Мы с ним любили друг друга. Он значил для меня так много, что я воспринимала его исключительно как плоть от моей плоти, кровь от моей крови.
Я все собиралась сказать Руперту правду, но годы шли, и все никак не представлялось подходящей возможности. Да казалось, что в этом и нет особой необходимости, так хорошо мы понимали друг друга. Руперта любили и друзья, он отлично учился, был веселым, обаятельным, с хорошими манерами и необычайно приятной внешностью. Казалось, у юноши было все… И вот тут Фредерик нанес свой подлый удар.
