Джулия Куин - Герцог и я
Он замолчал.
— Что «между нами»? — живо подхватила Дафна.
— Нет… ничего.
— Говори, я не отстану!
— Ох… я только хотел сказать, что к женскому полу он всегда проявлял достаточный интерес.
— Как и ты, братец?
Энтони не сдержал смеха:
— Как и я, сестрица. Но я никогда не давал клятву безбрачия.
— А он давал?
— Да. И звучало это гораздо серьезнее и убедительнее, чем в устах многих так называемых убежденных холостяков.
— Теперь мне понятно.
Энтони снова издал вздох, на этот раз — облегчения.
— Мой тебе нешуточный совет, — сказал он со всей серьезностью. — Выбери себе пару из числа новых кавалеров и забудь о Гастингсе. Он неплохой человек, но не для тебя.
Дафна услышала только то, что хотела услышать.
— Если он неплохой, — повторила она, — то…
— Он не для тебя, — с еще большим нажимом сказал Энтони.
Однако у Дафны осталась смутная надежда, что, быть может, ее брат все-таки ошибается.
Глава 9
Снова герцог Гастингс был замечен в обществе мисс Бриджертон. (Или она в его обществе.) Речь идет о мисс Дафне Бриджертон (если кто-то, как и ваш автор, немного путается в именах представителей этого огромного семейства).
Не выглядит ли несколько странным, что, за исключением прогулки в Гринвич, о чем наша «Хроника» сообщала десять дней назад, их видели вместе лишь на вечерних раутах?
Вашему автору достоверно известно, что после того как две недели назад герцог Гастингс побывал с визитом у мисс Бриджертон дома, их нигде не встречали вдвоем, даже на конной прогулке в Гайд-парке…
«Светская хроника леди Уислдаун», 14 мая 1813 года
В середине мая Дафну можно было увидеть в бальной зале дома леди Троубридж, расположенного в Хампстед-Хите, на северной возвышенной окраине Лондона, неподалеку от лесопарка, знаменитого своими праздничными парками.
Она выбрала удобную позицию в самом углу залы, где ей удавалось до поры до времени скрываться от осаждавших ее поклонников (числом поболее десяти), жаждущих пригласить ее на танец.
Откровенно говоря, ей не хотелось не только танцевать, но и находиться в доме у леди Троубридж. Нет, она не имела к упомянутой даме никаких претензий: просто здесь не было Саймона.
Это отнюдь не означало, как и вытекает из вышесказанного, что она была обречена провести весь вечер, находясь в категории «пристенного цветка», как называли острословы девушек, которых не приглашают на танцы. Напротив, недавние предсказания Саймона сбылись в полной мере, и у Дафны не было отбоя от поклонников. Из девушки, которая всем нравилась, но не более того, она превратилась в самую популярную в нынешнем сезоне, в самую «обожаемую», самую «несравненную».
Таково было мнение света, а с ним не очень-то поспоришь. Все, в том числе и те, кто еще не так давно (как, например, леди Джерси) говорил, что Дафне Бриджертон не видать успеха как своих ушей, заявляли теперь, что всегда были уверены в неотразимости этой девушки и отнюдь не скрывали своего мнения, только никто почему-то не хотел им верить.
Но повторим: несмотря на то что ее танцевальная карточка была целиком заполнена уже в первые минуты прибытия на бал и вереница кавалеров поочередно и сообща наперебой предлагала ей бокалы с лимонадом, фрукты и печенье, — несмотря на все это, она не испытывала ни удовлетворения, ни радости, ибо рядом не было подлинного автора и режиссера всего этого действа — Саймона, герцога Гастингса.
Ее вовсе не задевало то, что, когда они виделись на каких-то званых вечерах, он непременно с поразительным постоянством хотя бы один раз, да упоминал о своем неприятии самого института брака. (Хотя — скажем в его защиту — при этом он никогда не забывал выражать свою благодарность Дафне за то, что она спасает его от яростных атак отчаявшихся честолюбивых матерей.) Не задевало и то, что зачастую во время коротких встреч он внезапно становился молчаливым или порою позволял себе довольно резко разговаривать с кем-то в ее присутствии. Все это искупалось редкими минутами, когда они оставались как бы вдвоем («как бы» — потому что вокруг всегда были люди) где-нибудь в уголке залы или во время очередного тура вальса, и она могла вволю смотреть в его серо-голубые глаза, почти забывая о сотне, если не больше, пар глаз, следящих за ними. Забывая, что их роман, их влюбленность, ухаживание призрачны, ложны.
Она больше не пыталась говорить со своим старшим братом о Саймоне. Враждебность Энтони к герцогу, которая ее огорчала и удивляла, не становилась меньше. Когда мужчины встречались, Энтони вел себя учтиво, но холодно, и было заметно, что он едва сдерживается.
И все же она видела — или ей хотелось этого, — что ростки былой дружбы сохраняются, пытаются прорваться сквозь завесу взаимной неприязни, и надеялась, что, как только закончится весь этот спектакль и она станет супругой какого-нибудь скучнейшего, но благородного человека, которому никогда не будет принадлежать ее душа, — когда произойдет все это, ее любимый брат и Саймон вновь станут друзьями.
Что касается Саймона, он, возможно, бывал бы чаще на балах, где мог встречаться с Дафной, если бы не условие, которое поставил Энтони и с чем он сам согласился: видеть его сестру как можно реже. (Совсем одурел этот Энтони от свалившегося на него чувства ответственности за судьбу семьи!) Еще он неоднократно говорил Саймону, что надеется, что благодаря их дурацкой в своей основе выдумке Дафне удастся как можно скорее найти достойную партию из числа вновь появившихся и проявляющих незаурядную энергию кавалеров и забыть о существовании герцога Гастингса со всеми сумасбродствами его характера.
Дафна не разделяла чаяний брата и была втайне рада появлению на званых вечерах Саймона еще и потому, что оно останавливало натиск поклонников.
Огорчало ее, как уже было сказано, что появлялся он редко, а также то, что после неудачного купания в Темзе ее брат совсем потерял над собой контроль — можно подумать, Саймон своими руками столкнул его тогда в воду — и беспрерывно пичкал Дафну ругательными и оскорбительными эпитетами по адресу бывшего однокашника, не гнушаясь совсем уж малоприличными историями из их прошлой совместной жизни. Эти истории отнюдь не отталкивали ее от молодого герцога, а действовали, как часто бывает, противоположным образом.
Тем не менее Саймона сегодня не было. А если бы он был, то наверняка снова уговаривал бы ее поскорее найти подходящую партию. И это бы ее не только раздражало, но и весьма огорчало.
Она не витала в облаках и понимала — такое должно вскоре неминуемо произойти — у нее появится супруг, и этому так или иначе будет способствовать человек, которому общественная молва уже присвоила звание «Роковой Герцог». А начало всему положила юная Филиппа Фезерингтон, воскликнувшая как-то в присутствии нескольких человек, что у Гастингса роковая внешность. С тех пор его иначе как Роковым Герцогом уже не называли. За глаза, конечно.
