Юлия Леонова - Я вам любви не обещаю (СИ)
- Ещё! – поставила она на стол пустой фужер.
Георгий Алексеевич отрицательно покачал головой:
- С вас довольно, Вера Николавна, - тихо заметил он.
- Вам что же жалко шампанского для меня? – усмехнулась Вера.
- Нисколько. Боюсь только, поутру вы пожалеете о своей невоздержанности.
- И все же! Я настаиваю, - едва не рассмеялась Вера.
«Отчего вдруг сделалось так смешно? Откуда это желание, вскочить со стула и неистово закружиться под быстрый цыганский напев? И откуда взялись цыгане?» - огляделась по сторонам Вера.
Бахметьев наполнил её бокал и протянул ей:
- Вера Николавна, позвольте я вас провожу.
- Я не хочу спать, - весело сверкнула глазами девушка.
- И чего же вы желаете? – усмехнулся Бахметьев, разглядывая её.
- Петь, танцевать, все что угодно!
- Будут вам танцы, но в другой раз, - подал ей руку граф, помогая подняться со стула.
Веру качнуло, и она, тихо ойкнув, приникла к Бахметьеву.
В экипаже её укачало. Веки отяжелели, глаза то и дело закрывались, и она задремала, положив голову на плечо своего спутника. Бахметьев осторожно обнял хрупкие плечи, вдохнул тонкий цветочный аромат её духов. Желание коснуться поцелуем приоткрытых губ будоражило кровь, но он не позволил себе воспользоваться её слабостью.
Георгий Алексеевич не стал будить её, когда карета остановилась. Взяв девушку на руки, граф поднялся со своей ношей в снятые им апартаменты и, передав её на попечение горничной, удалился. Всю дорогу до дома Бахметьев улыбался, вспоминая ушедший вечер. Более всего он сожалел о том, что ему не доведётся увидеть её поутру, когда хмель покинет прелестную головку. Было бы забавно наблюдать за ней, когда наступит момент отрезвления, и она вспомнит о высказанных ею желаниях.
Глава 16
Веру разбудил тихий перестук дождевых капель об оконное стекло и подоконник. Открыв глаза, девушка тотчас со стоном закрыла их вновь. Нестерпимая боль пронзила виски и затылок. Попытка перевернуться на другой бок, вызвала новый приступ мигрени. Стены спальни, балдахин над головой – всё закружилось в безумном хороводе. События вчерашнего дня всплывали в памяти обрывками воспоминаний: тихий звон столовых приборов, смеющиеся тёмные глаза Бахметьева, пузырьки шампанского, лопающиеся на языке, быстрый задорный цыганский напев – всё смешалось в голове, и невозможно было разобрать, где сон, а где явь. Было ли, не было ли? Полумрак экипажа, губы, чуть касающиеся её виска и тихий шёпот над самым ухом: «Mon coeur est. Mon ivre de bonheur». (Сердце моё. Моё хмельное счастье).
Верочка закрыла глаза, но сон уже покинул её и не желал возвращаться. Оставалось только найти в себе силы подняться с постели. Но как то сделать, коли от малейшего движения головная боль грозит свести с ума? В двери спальни тихо поскреблась горничная.
- Entrez, - простонала Вера, переворачиваясь на спину.
- Барышня, его сиятельство пришли. Вас спрашивают.
- Который час? - с трудом села на постели девушка.
- Полдень уж, - повела плечиком Дарья.
- Как полдень! – спустила ноги с кровати Вера. – Одеваться немедленно. Хотя нет! Погоди! Передай его сиятельству, что я занемогла и принять его не могу.
- Георгий Алексеевич просили кофий подать в столовую и нынче ожидают вас там, - опустила глаза Даша, теребя в руках край белоснежного передника.
Вера сжала пальцами виски. Все правильно! Бахметьев здесь хозяин, и прислуга будет выполнять распоряжения того, кто ей платит. Ну что же, коли его сиятельству угодно её видеть, она выйдет, только пусть не ждёт, что ради него она станет прихорашиваться и наряжаться. Поднявшись с кровати, Вера покачнулась и ухватилась за спинку кресла. Замутило, липкая испарина выступила на лбу. Зажав рот рукой, девушка из последних сил рванулась в уборную. Так плохо, как нынче утром, ей ещё не было никогда. «Боюсь только, поутру вы пожалеете о своей невоздержанности», - всплыло в голове предостережение Бахметьева. О, он, конечно же, знал, о чём говорил. Умывшись холодной водой, Вера вернулась в спальню. Дарья успела принести из гардеробной прелестное утреннее платье нежно-голубого цвета и ждала у туалетного столика с расчёской в руках.
Покончив с утренним туалетом, Вера, с трудом переставляя ноги, направилась в столовую. Бахметьев, вольготно расположившись в кресле и жмурясь от удовольствия, пил кофе. При появлении Веры, граф поставил чашку на стол, поднялся и одёрнул мундир.
- Доброе утро, Вера Николавна. Прошу извинить меня за нежданное вторжение.
- Скорее уж, добрый день, - протянула ему руку Вера, тяжело вздохнув.
- Как ваше самочувствие? – едва заметно улыбнулся Бахметьев.
- Вы должны были остановить меня, - поморщилась Верочка.
- Видит Бог, я пытался, - усмехнулся Георгий Алексеевич. – Выпейте кофе. Вы обязательно почувствуете себя лучше, - налил он во вторую чашку густой ароматный напиток.
- Благодарю, - присела Вера на краешек стула. – Вас привело сюда только беспокойство о моём самочувствии?
Граф кивнул, окинув её внимательным цепким взглядом. Вера и сама знала, что выглядит она из ряда вон плохо. Мертвенная бледность, разлившаяся по лицу, тёмные круги под глазами, трясущиеся руки и влажные от испарины виски.
- Я ехал на службу и решил заглянуть к вам.
- Ну, что же, коли вы убедились в том, что я всё ещё жива, хотя и не совсем здорова, может, вы оставите меня покамест?
- Прогоняете? – улыбнулся Бахметьев.
- Если угодно, да, - кивнула головой Верочка. – Мне бы хотелось остаться одной.
- Понимаю, - поднялся со стула граф. – Вера Николавна, - обернулся он в дверях, - ежели вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Визитку я оставил на столе, - откланялся Бахметьев.
Верочка осталась одна. Ей было слышно, как тихо переговариваются в передней Даша и Георгий Алексеевич, но слов разобрать она не смогла. Потом он ушёл, хлопнула входная дверь, и квартира погрузилась в оглушающую тишину. Слышно было только, как тикают большие напольные часы в гостиной. Тик-так, тик-так, стучало в висках у Верочки. Надобно бы подняться и заставить себя дописать письмо к Тоцкому, которое начала накануне, но неимоверная усталость и хандра будто пригвоздили её к месту. Письмо-письмо, мерно выстукивали часы. Взяв со стола карточку с золотым тиснением, Вера поднялась и, шаркая, как древняя старуха, направилась к себе в будуар. Письмо лежало там, где она его оставила вчерашним вечером. Перечитав ещё раз начатые строки, Верочка со вздохом взяла в руку перо и склонилась над посланием.
Она не стала ничего скрывать и написала всё как есть. Закончив, она помахала листом в воздухе, дабы побыстрее просохли чернила, торопливо засунула письмо в конверт и позвонила в колокольчик. Отдав письмо горничной, девушка еле доплелась до кровати и как подкошенная рухнула в постель, не раздеваясь.
