Джоанна Линдсей - Тайная страсть
Магическое слово «пожалуйста», особенно из уст Владимира, немного смягчило Кэтрин, но она еще не была готова уступить.
— Почему бы ему не подумать хорошенько? Почему именно я должна подчиниться?
— Он князь, — просто объяснил Владимир, хотя уже начинал терять терпение. — Матерь Божья, да знай я, что ваше поведение так огорчит барина, лучше уж рискнул бы навлечь на себя его гнев там, в Лондоне, и нашел бы ему другую женщину. Но он хотел именно вас, а я пытался избежать именно того, что сейчас происходит. Какая ошибка! Мне искренне жаль. Но что сделано, то сделано. Неужели не видите, что теперь единственное спасение — быть хотя бы немного уступчивее? Или боитесь, что не справитесь с работой?
— Какая чушь! Думаю, то, что княжна потребует от горничной, не слишком отличается от того, что я потребую от одной из своих.
— Тогда в чем же дело? Разве не сами вы утверждали, что служили королеве?
— Это большая честь.
— Такая же, как прислуживать княжне Анастасии.
— Черта с два! Я равна ей по рождению и положению. Лицо Владимира вспыхнуло от гнева.
— В таком случае, возможно, вам лучше принять другое предложение князя.
Когда он вышел из каюты, хлопнув за собой дверью, лицо Кэтрин было таким же багровым, как его собственное.
Глава 15
— Я хочу видеть мистера Кирова, — заявила Кэтрин, переводя взгляд с одного стражника на другого. Бесстрастные непонимающие лица были совершенно одинаковыми. Охрана менялась каждый день, и сегодня у дверей сидели казаки, очевидно, не знавшие ни слова по-французски. Кэтрин повторила требование на немецком, а потом и голландском, английском и наконец, в отчаянии, на испанском. И все напрасно. Они просто глазели на нее, не двигаясь с места.
— Господи, да что же это такое? — Кэтрин была так расстроена, что заговорила вслух:
— Они все хотят, чтобы ты сдалась, Кэтрин, но ни на минуту не подумают облегчить тебе этот шаг.
Ей следовало бы попросту забыть о своем порыве. Подумаешь, что из того, что она всю ночь промучилась, пытаясь принять правильное решение. Она сидит в этой проклятой каюте всего четвертый день и может продержаться гораздо дольше, даже если Маруся перестанет тайком приносить еду. Но в конце концов у нее есть оправдание — она делает это не столько для себя, сколько для других.
Лгунья! Ты просто хочешь вырваться на волю!
Она попыталась в последний раз, прежде чем гордость все-таки возьмет верх.
— Киров. — Кэтрин жестами обрисовала Владимира:
— Вы его знаете? Такой большой… слуга Александрова.
Услышав имя князя, оба стражника неожиданно словно очнулись. Один вскочил так быстро, что опрокинул табурет и едва сам не полетел кувырком, однако удержался на ногах и немедленно помчался по коридору к каюте Дмитрия.
— Нет! Я не желаю его видеть, вы, идиоты, — запаниковала Кэтрин, но прежде чем успела остановить его, дверь открылась и вошел князь.
Взгляды их встретились, застыли, но Дмитрий, не двигаясь с места, выслушал сбивчивую речь казака. Тот говорил не на русском, а на каком-то другом языке, которого Кэтрин в жизни не слышала. Первым порывом Кэтрин было поскорее скрыться. Она действительно не собиралась говорить с Дмитрием и хотела лишь объявить о своем решении Владимиру, с тем чтобы именно он все передал князю, с которым Кэтрин предпочла бы не встречаться. Дмитрий остался победителем, и Кэтрин не хотелось видеть, как он злорадствует по этому поводу.
Но в чем-чем, а в трусости ее никто не мог упрекнуть. Поэтому Кэтрин, вызывающе подняв подбородок, ждала, пока подойдет князь.
— Ты хотела видеть Владимира?
Глаза девушки загорелись яростным пламенем.
— Эти… эти…
Она взглядом пригвоздила к месту несчастных стражников, стоявших теперь на почтительном расстоянии от них.
— Так значит, они все прекрасно поняли?!
— Они немного знают французский, но недостаточно…
— Можете не продолжать, — рявкнула она. — Совсем как капитан, верно? Ну да не важно.
Дмитрий бесстрастно, с совершенно равнодушным лицом оглядел ее.
— Возможно, я могу чем-то помочь?
— Нет… да… нет.
— Если не можете собраться с мыслями…
— Прекрасно! — отрезала она. — Я собиралась передать кое-что через мистера Кирова, но раз вы уже здесь, с таким же успехом скажу и вам. Я принимаю ваши условия, Александров.
Дмитрий по-прежнему смотрел на нее, и горячая краска вновь поползла по щекам Кэтрин:
— Вы слышите меня?
— Да! — выдохнул он с очевидным изумлением и едва не ослепил ее чарующей улыбкой. — Я просто не ожидал… то есть… начал думать…
Дмитрий осекся, не зная, что сказать. Такое бывало нечасто, вернее, с ним этого никогда не случалось. И он никак не мог найти слов. Иисусе, он как раз собирался отправиться к ней и попросить забыть о его дурацких требованиях и условиях, и тут Кэтрин присылает за ним! Ему все-таки следовало бы обо всем сказать ей, признаться, что был настоящим негодяем, когда старался заставить ее, принудить… и однако… однако… слишком уж это чудесно — чувствовать, что выиграл это сражение. И Дмитрию действительно казалось, что все эти четыре дня он вел непрерывную битву с собственной совестью и собственной горячей натурой.
Князь никогда еще не обращался с женщиной так безжалостно, и все потому, что хотел ее, а она не желала иметь с ним ничего общего. Однако Кэтрин сдалась как раз в тот момент, когда он уже совсем было убедился, что она не уступит и нет смысла продолжать стараться сломить ее и заставить подчиниться своей воле. Значит… возможно, все еще есть надежда на то, что она в конце концов согласится и на другие, гораздо более интимные условия.
— Я правильно понял тебя. Катя? Ты действительно согласна работать на меня?
Ну что ж, ты ведь знала, что он будет рад растравить твои раны, Кэтрин! Именно по этой причине ты и не собиралась встречаться с ним… то есть это всего лишь одна из причин. Прислушайся, как бьется сердце, и поймешь остальные.
— Не знаю, можно ли назвать это работой, — сухо ответила Кэтрин. — Я помогу вашей сестре, но лишь потому, что она нуждается в этой помощи. Вашей сестре, Александров, — подчеркнула она, — не вам.
— Это одно и то же, поскольку я оплачиваю все ее расходы.
— Расходы? Надеюсь, вы не собираетесь снова упоминать о деньгах?!
Он именно это и намеревался сделать. Работая на него, она получит в десять раз больше, чем за тот же самый труд в Англии. Любой другой не терпелось бы узнать, сколько он готов заплатить. Но прищуренные глаза Кэтрин достаточно красноречиво предостерегали его — не упоминать об этом предмете.
— Хорошо, никаких разговоров о жалованье, — согласился Дмитрий. — Но я сгораю от любопытства. Катя. Почему ты передумала?
