Барбара Вуд - Свитки Магдалины
Третьего звонка не последовало. Когда Бен наконец вернулся с вином и пиццей, Джуди сказала ему о звонках, но он лишь пожал плечами:
– Если это важно, позвонят еще раз.
Они разложили картонную бумагу на кофейном столике, принесли из кухни бокалы и салфетки и приступили к трапезе.
– У вас много весьма интересных предметов, – сказала Джуди, слизывая ниточки сыра с пальцев.
– Это трофеи, которые я привез из путешествий.
– Мне нравится та картина вон там.
– Пирамиды? Да, это одна из моих любимых картин. Она навевает воспоминания. – Бен тихо рассмеялся. – Знаете, погонщики верблюдов у пирамид проделывают с туристами следующий трюк. Один из аттракционов – поездка на верблюде вокруг пирамид. Стоит всего пять пиастров. Однако пока вы скачете верхом на этом несносном животном, погонщик начинает гнуть трогательную историю о том, как вы ему понравились и ему хотелось бы в качестве подарка разрешить вам совершить еще один круг. Никто не умеет так подмазываться, как араб, и вы, естественно, соглашаетесь. Погонщик едет рядом, пока верблюд, качаясь, уводит вас в пустыню, да так далеко, что вас никто не слышит, а люди у пирамид кажутся муравьями. Тут погонщик обращается к вам, пока вы сидите верхом на его капризном верблюде, и сообщает, что обратный путь обойдется вам в пять долларов.
– Вы шутите! С вами такое произошло?
– Разумеется. И мне пришлось заплатить ему, иначе его бестия могла бы затоптать меня. А возвращаться по песчаным дюнам далековато.
– Ему это сошло с рук?
– Не совсем. Как только мы вернулись, я разыскал полицейского и сообщил ему о том, что произошло. Он тут же исполнил свой долг и заставил погонщика вернуть мне деньги. В Египте повсюду можно найти полицейских, которые следят за тем, чтобы не обижали туристов. Иногда они оказываются весьма полезными.
– Я завидую вам. Самой далекой точкой к востоку для меня стал Бруклин, куда я ездила в прошлом году. Вы бывали там?
– Можно сказать, что бывал. Я там вырос.
– Вы шутите. А где же ваш бруклинский акцент?
– Я очень долго избавлялся от него.
– У вас произношение жителя Калифорнии.
– Спасибо.
– Почему вы уехали? Бруклин вам не понравился?
Бен поставил бокал на стол, вытер лицо и руки свежей салфеткой. Он уже наелся, а вино подействовало. Бен откинулся на спинку стула и посмотрел прямо перед собой.
– Трудно сказать. В некотором смысле Бруклин мне нравится, а в некотором – не нравится.
– Неприятные воспоминания?
– И такое есть. Только часть воспоминаний не доставляет удовольствия. – Бен вспомнил Соломона Лейбовица.
– Там умер ваш брат?
Бен медленно повернул голову и взглянул на Джуди. Мой брат умер в концентрационном лагере в Польше.
– Какой ужас, – едва слышно прошептала она.
Он был еще совсем маленьким и умер от голода. И отец мой тоже умер там.
– Где?
Он закрыл глаза и отвернулся.
– Это место называли Майданеком, оно находилось в Люблине, что тоже в Польше. Там погибло около двадцати пяти тысяч евреев. Двое из них – мой отец и брат.
– А как вам удалось избежать этого? – тихо спросила она.
– Я и сам не знаю. Мой отец откровенно выступал против нацистов и боролся с ними где только мог. Нас предупредили до того, как нацисты пришли в наш дом, и соседи помогли моему отцу увезти меня. Меня взяли в семью, которая сочувствовала нам, а отца с матерью увезли. Та семья не успела спрятать их.
– Что случилось с вашей матерью?
– Она выжила и покинула лагерь, когда пришли советские войска.
– Да… – Джуди тоже поставила бокал на стол и молча вытерла руки салфеткой. Она понимала: признание далось Бену Мессеру нелегко и ему не очень хотелось говорить об этом. Именно поэтому Джуди почувствовала, что на нее легла большая ответственность.
– Во время войны я не потеряла ни одного родственника. Думаю, что она никого не задела – ни кузенов, ни тетей, ни дядей. Я могу лишь сочувствовать вам, насколько это в моих силах.
– Какого черта. Это случилось более тридцати лет назад.
– Но все же…
– Мне было пять лет, когда мать смогла забрать меня. Мы продолжали жить у друзей, которые помогли ей найти работу. Она была отличной швеей и смогла, хотите – верьте, хотите – нет, в те послевоенные годы найти достаточно работы, чтобы сберечь кое-какие деньги. Через пять лет, когда мне стукнуло десять лет, мы уехали в Америку. Мать работала долгие, утомительные часы, чтобы содержать нас. Я помню, как она просиживала днями и ночами за единственной лампой, а у нее лежала куча одежды для переделки. Мать работала умело, добросовестно и недостатка в клиентах у нее не было. Но платили мало, а работать приходилось много и тяжело. Работа состарила ее раньше времени.
Бен снова взглянул на Джуди. Глаза девушки увлажнились.
– И работа, и Майданек.
Джуди молчала, понимая, что открылись незажившие раны. Она сидела тихо, ожидая, когда он продолжит.
– В Майданеке она состарилась и захворала. Когда мы приехали в Америку, ей было тридцать три года, а все думали, что она приходится мне бабушкой. Взрослеть рядом с ней уже само по себе стало испытанием. Она все время без умолку рассказывала о моем отце и брате, часто говорила так, будто они все еще были живы. Нам вдвоем в чужой стране было нелегко. Я думаю, что разговоры о любимом отце и сыне помогали матери не сойти с ума. Она была матерью, любовь которой не знала границ. Она душила меня своей любовью и заботой. Я ни в чем не виню ее. Кроме меня, у нее больше никого не осталось.
Лицо Бена исказила язвительная улыбка.
– Помнится, у меня постоянно развязывались шнурки на ботинках. Но у какого мальчика они не развязывались? Мать ни о чем другом думать уже не могла. Это ее очень расстраивало, и она угрожала пришить шнурки прямо к моим ногам. «Давид, – говаривала она, – если ты зацепишься за эти шнурки и свернешь себе шею, то я останусь совсем одна. Неужели ты не любишь свою мать?» Бедная мать жила в постоянном страхе потерять меня. Удивляюсь, как это она отпускали меня в школу.
Я могу понять ее чувства, – тихо сказала Джуди. Но почему она звала вас Давидом?
– Что? – Он резко поднял голову. – Она не называла меня так. Я – Бенджи. Она звала меня Бенджи.
Девушка откашлялась и отодвинулась к краю дивана.
– Уже поздно, мне пора идти.
– Да, конечно.
Джуди встала и глазами начала искать свою сумку.
– Спасибо за пиццу, – сказала она напряженным голосом. – Вы очень добры.
Бен пошел за ее свитером, который к тому времени высох. Помогая Джуди надеть его, он сказал:
– Я дам вам знать, как только получу шестой свиток.
– Хорошо.
Он открыл платяной шкаф и достал куртку.
– Я провожу вас до машины. Как знать, кто бродит по улицам в этот час.
