Дженнифер Блейк - Черная маска
Становилось прохладно, темнело. Лайонел и Питер, уставшие от беготни вверх и вниз по лестнице, теперь пытались ходить по перилам, как по канату, и умудрялись утаскивать по два кусочка марципана вдобавок к каждому, что им давали. Наконец они утомились и примостились у стены. Младший мальчик почти дремал и смотрел на собравшихся невидящими глазами. Летти заметила, как Рэнни вернул гармонику Джонни и двинулся к Питеру. Он поставил мальчика на ноги и увел его в дом, очевидно, чтобы уложить. Через некоторое время Рэнни вернулся и уселся у стены рядом с Лайонелом, тихо разговаривая с ним.
Летти всегда занимали отношения Рэнни с Лайонелом и Питером. Иногда он позволял им водить его повсюду за руку покорно и безропотно, как большая дружелюбная собака. Но временами он, казалось, превращался в их вожака или старшего брата, и они ему беспрекословно подчинялись. Насколько Летти знала, Рэнни использовал в общении с ними исключительно убеждения и уговоры, и она не раз задумывалась, что же он будет делать, если они заупрямятся. В его великолепном теле скрывалась могучая сила — она была свидетельницей проявления этой силы, — но есть ли в нем хоть какая-то сила духа? Конечно, это не так важно, но все-таки ей почему-то очень хотелось знать…
— И как ему это удается?
Летти поняла, что давно уже не слушает Мартина, и смущенно взглянула на него.
— Извините, что вы сказали?
— Наш Рэнсом абсолютно ничего не предпринимает, чтобы привлечь внимание, да и раньше этого не делал, но дамы не могут оторвать от него глаз. Даже сейчас они наблюдают за ним.
— Завидуете, мистер Иден?
Он доверительно улыбнулся ей и покачал головой, от этого движения темный локон на его лбу упал еще ниже.
— Да вряд ли. Но это одно из таких явлений, как полнолуние или падение звезды. Все просто останавливаются и смотрят. Особенно женщины.
— Вы давно его знаете?
— Мы все росли вместе — Рэнсом, Джонни и я. Ходили на рыбалку, ухаживали за девчонками, дрались… Думаю, я знаю его лучше, чем многие.
— Вы не зовете его Рэнни, как другие.
— Так зовут его в последние годы, и мне это не очень-то нравится. Он всегда был Рэнсом, пока не вернулся с войны. И я не вижу причин звать его по-другому только потому, что он не совсем такой, как раньше.
— Он… очень изменился? Мартин пожал плечами:
— И да и нет. Иногда я ловлю себя на том, что наблюдаю за ним, как и остальные. Все пытаюсь понять… Мне кажется, чего ему больше всего недостает, так это его острого языка. Ведь когда-то он одним словом мог пригвоздить вас к стене — и это было весело. Боже, как же мы смеялись! Он мог делать самые невероятные вещи, самые что ни на есть веселые, но никогда никого при этом не обижал. Мне не хватает того Рэнсома.
— Я слышала, он восстановил многое из того, что умел, если сравнить с тем, каким он был, когда впервые пришел в сознание здесь, в Сплендоре. Может быть, есть какие-то шансы, что он сможет…
— После стольких лет? Вряд ли. Но если вы заметите хоть какой-нибудь признак этого, скажите мне. Я одолжил у него двадцать долларов как раз в тот момент, когда разорвался этот злосчастный снаряд!
Летти улыбнулась его шутке. Они пронеслись в танце мимо того места, где сидел Рэнни, и юбки Летти скользнули по его сапогам. Он подтянул ноги, как будто боялся запачкать ее платье, но вверх не посмотрел.
Размышляя над словами Мартина, Летти оценивающе взглянула на него. Еще один высокий мужчина с усами! Беспокойная дрожь пробежала по ней волной и исчезла. Нет, глупости, если бы это был Шип, разве она не узнала бы его? Несомненно, он чем-нибудь выдал бы себя — своим поведением, каким-то намеком на их близость в ту ночь, на торжество победы… Ей приходилось думать так, иначе она просто не могла бы заставить себя находиться в компании мужчин все мысли были бы заняты поисками того самого человека, с которым они любили друг друга в темноте сарая…
Может быть, из-за нервного напряжения, вызванного этими мыслями, ей вдруг захотелось пробить стену вежливой учтивости, которая отделяла ее от партнера по танцу.
— Вы сражались на стороне Юга, мистер Иден, а сейчас вы с теми, кто у власти. Скажите, вы действительно сторонник северян или просто оппортунист?
Мартин напрягся, сбился с шага, в карих глазах сверкнул гнев, но он быстро взял себя в руки и пробормотал извинения:
— Вам не кажется, что вы излишне прямолинейны, мисс Мейсон?
— А что, вам не нравится слово «оппортунист»?
— Конечно, и очень!
— Но оно все-таки звучит лучше, чем «прислужник».
— Пожалуй. Во всяком случае, я предпочел бы называться оппортунистом, чем сторонником северян. Уж им-то я точно не являюсь.
— Но вы же сотрудничаете с ними.
— Мы проиграли войну. Это была трудная, грязная и доблестная битва, но мы проиграли, и нам приходится признать этот факт. Я думаю, что, если мы будем упорствовать в гордости, нас только повергнут в грязь. Если же мы пойдем на сотрудничество, то, может быть, нам постепенно удастся восстановить наше богатство, вернуть наше будущее. Я лишь хочу сказать, что я разумный человек, хотя многие называют меня «саквояжником» и отказываются подавать руку при встрече. Ну и пусть.
Тон его был оборонительным, и это не удивляло. Тем не менее позиция его показалась Летти более чем реалистичной. Так она и сказала ему, и, когда увидела облегчение на его лице, ей стало не так стыдно за свой порыв, за попытку вывести его из себя.
Вечеринка постепенно затихала. Первым распрощался Дэниел О'Коннор, перед этим он танцевал с Анжеликой, чем немало удивил Летти. Но если он и сказал девушке что-нибудь неучтивое, она не подавала вида, сев рядом с мадам Вуазен и наблюдая, как танцуют другие. Сама же мадам Вуазен чуть позже начала зевать, прикрывая рот рукой, и попросила дочь поторопиться и заканчивать развлечения. Джонни и офицер из Теннесси, смирившись с неизбежностью, объявили последний вальс.
Летти стояла рядом с Салли Энн, и они мирно беседовали, когда в их сторону направился полковник Уорд. Летти уже было повернулась к нему, готовая улыбнуться и протянуть руку для последнего танца, но полковник склонился перед другой женщиной.
— Могу ли я пригласить вас? — спросил он; лицо его было очень серьезно.
Салли Энн побледнела, но ответила без колебаний:
— Очень любезно с вашей стороны, но я слишком устала. Извините меня, пожалуйста; как-нибудь в другой раз.
— Другого раза может и не быть.
— Простите, но я не могу.
Однако Томас Уорд стоял на своем:
— Вы отказываете мне из-за формы, из-за акцента или из-за меня самого?
Нахмурившись, Мартин шагнул к полковнику:
