Людмила Сурская - Рыцаря заказывали?
Школьный вечер не закончился в договорной час, дети не желали расходиться. Он наблюдал за женой. Настроение у неё чудеснейшее. Она помахала ему рукой прося подождать. О чём разговор, он подождёт, спешить всё равно некуда. Приваливается к дверному косяку и не спускает с неё глаз. Подошёл поздороваться директор. Они говорят, но Костя не может, чтоб не посматривать на неё. Это её смущает. Юлия отвлекается от дела, чтоб улыбнуться ему. Так ей хорошо, что ему даже страшно. Она ещё не знает о предстоящей разлуки и радуется концу учебного года и хозяйничавшему лету. Пока он молчит. Гармонист растянул меха, полилась мелодия вальса и он извинившись перед директором пригласил жену на танец. Они кружились танца три на зависть всем. Красивая пара. Неналюбуешься. Распрощавшись с её коллегами, уводит жену. Ребятишки бегут провожать. Он подсадив малышку на круп и вдев ногу в стремя вскакивает сам. Конь несётся по знакомой дороге вперёд, оставляя шумную ватагу позади. Всю дорогу Костя пробовал шутить. Получалось не совсем складно. В конец вымучившись замолчал.
Молода не молода, а Юлия уже немного изучила его. И вот в это "немного" входили его попытки юморить при сложившихся неблагополучно делах, сложностях и выскочивших неприятностях. "Значит, что-то случилось?" Вон как тревога мечется в его глазах. Она застыла и в опущенных широких плечах его. Прыгала и в уголках его губ, пытающихся улыбаться. Спрашивать не стала, только обняв его крепко, крепко, прижалась к груди. Вот они его глаза рядом: синие, глубокие, с прищуром, смотрят виновато, что же они таят?
Наконец он решается. Спрыгнув на землю, обошёл коня и снимая жену с лошади и отводя взгляд от её испуганного лица, как бы между прочим обронил, что его переводят. Не малого труда стоило ему сообщить эту новость жёнушке. Но самое трудное сделано. — "Получен приказ, малышка". Юлия обмерла. "Ничего себе! Не успели обустроиться здесь, как последовал новый приказ". Но приказ есть приказ. Спорить не будешь. Справившись с эмоциями, встав на цыпочки, чмокнула в губы, заглянула в потемневшие от тревоги за неё глаза и спросила:
— Далеко? Скоро?
— Отбыть и немедленно в Верхнеудинск. Создан оперативный отряд, и я его командир. Там заварушка. Контра голову подняла. Банды и свои, и пришлые. Станицы подмяты. Советская власть в них уничтожена.
Юлия испуганно вздрагивает и опускает глаза. Чтоб упаси бог, не заметил в них того испуга. На душе сразу становится холодно:- Я с тобой!
Зная, что поход будет тяжёлым, а задачи отряда не простыми. Костя уговаривает её остаться на месте или уехать до его возвращения к родителям, но Юлия неумолима — только вместе. Все уши уговорами прожужжала. Как можно порознь, если скучали, даже расставаясь на день. После службы он спешил к ней, будь-то школа или дом… и Юлия в страстном порыве кидалась ему навстречу. Она никогда не пыталась разобраться в себе и в этом безумном друг дугу притяжении. Зачем? Разве не понятно — две половинки одного целого, любовь. А тут расстаться и так далеко от него ждать и грустить… — "Ни за что!" Она будет слушаться своего сердца. Её упорство не удивило Костю, но он непреклонен. — "Там бои". Юлия умоляет:- "Я дурака валять не буду. Буду как все — бойцом" Костя белеет:- "Вот этого я и боюсь".
Муж сердится. Уж это-то Юлия понимает. Но она не отступит. Использовав весь арсенал уговоров, пускает в ход последний аргумент — садится и плачет. Он мечется по комнате. "Только не слёзы". Подхватив жену на руки и утопив в нежности, сдаётся: "Ладно, только будешь сидеть мышкой". Она успокаивается: "Моя взяла!"
Сборы не были долгими. Всё их богатство умещалось в нескольких чемоданах и узлах. Их запирают в комнатке, не беря с собой даже это малое. Но разве в тех вещах счастье: главное, что вместе, рядом. Юлия будет с ним с утра и до ночи. Зачем думать о какой-то чепухе. Она с удовольствием, как ребёнок радующийся обновки, нарядилась в наряд бойца. Подогнала его под себя. Покрутилась перед зеркалом. Примерила принесённые им сапожки и натянула на голову будёновку. Отлично!
Она просто не знала куда ехала и на что себя обрекала. Хотя, если б знала то всё равно отправилась бы с ним. Манны небесной не ждала. Это поход. Но и трудностей не представляла, откуда… Жизненного багажа годы ещё не скопили. Надеялась: любовь подскажет, поможет… Костя, строгий и сосредоточенный, дал ей дамский браунинг, научив перед этим пользоваться им. Она постреляв, повертела его в руках. Маленький, изящный. Это не маузер и не винтовка. Весь вид Костика источал строгость, а руки и глаза нежность. Значит, не смотря на весь свой боевой, командирский вид, рад, что она с ним едет… Коня ей выбрали самого спокойного. Юлии даже казалось. что он спит на ходу. Перед тем как подводили к ней лошадь, он лично подтягивал подпругу, седло и сбрую проверял сам. Чтоб надёжно. Юлия старалась быть серьёзной, но всё равно улыбалась, от счастья, что рядом. Она заметила, как его глаза приковала магнитом, её неровно вздымающаяся под гимнастёркой грудь. Страх, что вот сейчас он сорвёт у всех на виду её с коня и унесёт в лес, застывший в её глазах, остановил Рутковского. Схватившись, он спросил не жмут ли сапоги и пожав её маленькие пальчики убрался от жены подальше. Юлия передохнула. "Как им жать, если они на два размера больше её ножки. Это его женская грудь затянутая в гимнастёрку, ненормального, так завела".
Вид у Костика был точно не домашний. Горячий конь под Рутковским плясал, выкидывая то одну, то другую ногу, поднимался на дыбы. Она видела как он шёл галопом. Как поднимался на стременах рассматривая дорогу, по которой растянувшись на расстоянии километра шёл отряд. Выглядел Костик холодно-недоступным и совершенно отрешённым. Не подступиться. Она и не дёргалась- пусть командует себе. Любовалась издалека. Красавец! Орёл! Поход длился около двух месяцев. Но она в первые же дни потеряла счёт времени. Непростой переход поистрепал романтику. Едут, едут, а дорога всё не кончается. Монотонность угнетала. Ей казалось, что попа приросла к седлу и всё время хотелось спать. Ничего героического она в таком утомительном переходе не видела. Правда это длилось до приближения к территориям охваченным бунтами и контролируемой бандой. Вся дремота свалилась с глаз моментально, когда донесла разведка, а потом и головное охранение вступило в бой. Сначала, пугалась, а потом привыкла к тому, что казацкие разъезды нападали на дозорных и слышались выстрелы, похожие на треск сухих поленьев. А так же и к неожиданным непродолжительным боям, когда мелкие шайки казаков наскакивали то с левого фланга, то завязывали перестрелку с правого. Попривыкла и к ходу отряда — рысью переходящего в галоп. Гудела дорога под копытами лошадей. Ветер ударял в лицо, но он не был холодным. А так требовалось в такую жару, хоть какого-то освежения.
