Виктория Холт - Испания для королей
Но мог ли так просто закончиться тот конфликт? Едва ли. Многие думали, что с этих пор мстительный Папа Сикстус не будет спускать глаз с Изабеллы и при первой же возможности постарается как-нибудь урезать ее власть. Разумеется, самым эффективным способом достижения этой цели было бы внедрение инквизиции – организации, не зависящей от государства и напрямую подчиняющейся Риму. Более того, при известном стечении обстоятельств оно было бы равносильно введению римского правления в Кастилии.
Изабелла с благодарностью посмотрела на кардинала, так хорошо понимавшего ход ее мыслей и разделившего ее тревоги.
– Ваше Величество, вы, вероятно, согласитесь со мной, если я скажу, что мы должны остерегаться Рима, постоянно держать его в поле зрения. Здесь, в Кастилии, верховная власть принадлежит вам и только вам. И, поверьте, мне бы очень не хотелось, чтобы это положение хоть как-то изменилось.
– Ваши пожелания целиком совпадают с моими планами, – улыбнулась Изабелла. – И все-таки меня не может не беспокоить то обстоятельство, что не все мои подданные готовы неукоснительно соблюдать заветы христианства.
Кардинал задумался. В душе он и сам не считал, что к религии следует относиться излишне серьезно, с чрезмерной истовостью – хотя, конечно, не решился бы сказать об этом Изабелле. Ему казалось, что все вопросы веры – настоящей веры – предполагают свободу выбора и свободу действий. Человеку нельзя навязать религиозных чувств, рассуждал он, как нельзя заставить его почувствовать красоту мира, сотворенного Богом. Однако такие мысли в Испании не приветствовались, а потому Мендоза предпочитал, держать их при себе. Он хотел, чтобы жизнь приносила людям радость и чтобы люди чувствовали себя достойными творениями своего Создателя. Ни тому, ни другому инквизиция не способствовала. Впрочем, в Арагоне, в Каталонии и Валенсии она, как он хорошо знал, уже давно носила исключительно формальный характер. Ее чиновники жили припеваючи и не особенно утруждали себя поиском еретиков. Если же таковые все-таки отыскивались, то за определенную мзду и при помощи кое-каких дипломатических уверток любой подозреваемый мог откупиться от грозящего ему наказания.
Однако, думая об этой молодой королеве, уже успевшей зарекомендовать себя сторонницей самых суровых мер в борьбе с беззаконием и анархией, он всякий раз приходил к неутешительному выводу о том, что в ее руках инквизиция могла стать вовсе не таким безобидным институтом, какие действовали в соседних королевствах. Особенно если бы святой трибунал возглавили фанатики, вроде Торквемады и его доминиканских приспешников.
Изабелла и Торквемада не жалели себя, это было их общей чертой. Но гораздо более безжалостны они могли быть по отношению к другим.
Человеку, любившему комфорт, не чуждому развлечений и посвятившему немало времени переводам Овидия, Саллюстия и Вергилия, Мендозе была отвратительна мысль о насилии над людьми. Будь его воля, он постарался бы решать государственные вопросы, не прибегая к угрозам и пыткам, – сам он, чтобы переубедить кого-то или увлечь за собой, обычно полагался на силу примера, на свое обаяние и терпимость в обращении с окружающими.
Всего этого он не мог объяснить Изабелле. Он восхищался ее целеустремленностью, выдержкой и уверенностью в своей правоте – но при этом считал ее недостаточно образованной женщиной. В силу своего воспитания она просто не обладала широтой взглядов, свойственных кардиналу.
Тем не менее Мендоза собирался в меру своих возможностей препятствовать возрождению инквизиции в Кастилии. Конечно, тут он во многом уступал таким убежденным энтузиастам святого трибунала, как Торквемада – Мендоза был человеком другого склада. Однако попытаться он был обязан, к этому его призывала все та же интеллигентность.
Он сказал:
– Ваше Величество, к этой проблеме нужно отнестись с величайшим вниманием. По-моему, прежде чем принимать какое-либо решение, мы должны уведомить севильцев о той опасности, какой они себя подвергают, отворачиваясь от истинной веры.
Изабелла кивнула.
– Мы подготовим манифест – специальный катехизис, в котором будут изложены обязанности каждого добросовестного христианина. Этот документ будет вывешен во всех храмах Севильи и зачитан со всех кафедр и трибун.
– Мудрое решение, – одобрил кардинал. – Пусть все вероотступники знают, какие мучения им грозят после смерти.
– Может быть, этого будет достаточно для того, чтобы вернуть жителей Севильи на праведный путь, – сказала Изабелла. – Во всяком случае, я буду на это надеяться.
– Будем молить Бога о том, чтобы наши усилия не пропали даром, – кивнул Мендоза. – Угодно ли вам разработку манифеста поручить мне, Ваше Величество?
– Полагаю, с этой задачей никто не справится лучше вас, кардинал, – сказала Изабелла.
Удовлетворенный состоявшимся разговором, Мендоза откланялся и вышел из королевских покоев.
Вскоре в Севилье был распространен документ, озаглавленный «Катехизис христианина». Под документом стояли подписи королевы Изабеллы и кардинала Мендозы.
Узнав об издании «Катехизиса», Торквемада рассмеялся, что случалось с ним не часто. Однако смех его был невесел.
– Плохо вы знаете порочную человеческую натуру, кардинал Мендоза! – отсмеявшись, пробормотал он.
Торквемада не сомневался в том, что севильские еретики постараются обмануть кардинала: сделают вид, будто прилежно изучают его манифест, а втайне будут смеяться над ним, по-прежнему совершая свои иудейские ритуалы.
– Такими методами Севилью от скверны не очистишь! – неожиданно разозлившись, закричал Торквемада.
Упав на колени, он стал молить Пресвятую Деву дать ему силы и указать, как изгнать ересь не только из Севильи, но и из всей Испании.
В свое время, говорил он себе, Господь вразумит королеву и наставит на верный путь кардинала – тот хоть и добрый католик, но все же очень далек от праведной жизни. Все эти надушенные платки, ванны с ароматическими эссенциями, любовные похождения… да еще это пагубное увлечение музыкой и сочинительством! Да, на смертном одре кардиналу придется просить прощения за великое множество проступков и грехов.
Торквемада обеими руками схватил воротник балахона и с силой потянул вниз, отчего колючая власяница впилась в кожу на плечах и спине. Боль была пронизывающей и жгучей, но он даже не поморщился. В душе Томас благодарил Бога за то, что Он сотворил его непохожим на остальных людей.
В этот миг ему показалось, что он наконец прозрел Божественную волю. Скоро, очень скоро пробьет его час. Кардинал будет посрамлен, и тогда покаяние Кастилии будет зависеть только от Торквемады.
