Мэриан Палмер - Белый вепрь
— А где король?
— Говорят, в Виндзоре, набирает новую армию. Она просто так не сдастся, сэр. Сомерсет убедил ее, что под Барнетом король полностью выдохся.
Фрэнсис задумался.
— Не надо ничего говорить кузену, — сказал он наконец. — Стоит ему вбить себе в голову, что герцог Глостер нуждается в нем, так он попросту изведется здесь. Скажи Уиллу, чтобы, когда поднимется сюда, держал рот на замке. Да и внизу пусть не особо распространяется, мало ли что может дойти до сэра Филиппа.
Помолчав немного, Фрэнсис как бы между прочим добавил:
— А он сказал… известно, кто пошел за Сомерсетом? Шрусбери с ним? И другие бароны с севера?
— Нет, Шрусбери с ним нет, и лорд Фитцхью, тоже, говорят, в Йоркшире. — Трейнор остро взглянул на хозяина. — Но вы правы, сэр, лорд Тэлбот присоединился, и сэр Хамфри тоже.
Выругавшись про себя, Фрэнсис резко повернулся на каблуках. Ведь он и не думал, что дядюшка Анны откажет Сомерсету в поддержке, тогда зачем так расстраиваться? Но бедняжке-то одной каково будет: рожать со дня на день, за родственников волноваться, а рядом — только эта мегера, жена дядюшки. Отвратительное создание, и нос — длиннее не придумаешь. Фрэнсису она никогда не нравилась, и он не считал нужным это скрывать. Рука у нее была тяжелая — на щеке Фрэнсиса, казалось, все еще горели полученные от нее оплеухи. Мало того, он слышал, как она язвительно говорила Анне, что по такому кандальнику, как ее муж, тюрьмы плачут.
Из спальни донесся голос кузена. Фрэнсис немедленно пошел туда, стараясь стереть возникшую перед глазами картину: бежит дорога на запад, в Глостершир, а по ней неторопливо, увязая в грязи, движется повозка, в повозке — курьер с письмом. Пять-шесть дней, не меньше, понадобится, чтобы оно дошло до адресата, потом еще шесть, а то и семь ждать ответа. Фрэнсис уже не думал, злится ли Анна на него до сих пор. Он дни начал считать — сколько осталось, — когда прочтет в ее письме, что все в порядке и она так же скучает по нему, как и он по ней, и ждет не дождется его появления.
Уилл Паркер снова отправится в Лондон в лучшем случае через две недели. Фрэнсис, уже не находивший себе места, послал бы его раньше, но боялся, что тот вернется с пустыми руками. В конце концов он попросил Филиппа послать Уилла на постоялый двор, где должен был остановиться посыльный Глостера, если он еще не вернулся, пусть Уилл дождется его.
Погода стояла для апреля жаркая. Потянулись часы — день, ночь, утро… Фрэнсис убеждал себя: все равно раньше чем завтра Паркер появиться не может. Оставив Грегори присматривать за Филиппом, он пошел в деревню немного прогуляться, а когда вернулся, увидел во дворе взмыленную лошадь оруженосца. На ступеньках, в тени сидел Уилл и потягивал ледяной эль. Он привез свежие новости о продвижении Ланкастера в западных графствах, большую посылку и письмо от госпожи Алисы, переправленные через Лондон. А из Глостершира, к сожалению, — ничего. Фрэнсис застал курьера на постоялом дворе, он только что вернулся. Послание Фрэнсиса было доставлено точно по адресу, курьер передал его миледи из рук в руки, та прочитала письмо при нем и сказала, что ответа не будет.
С горящим лицом Фрэнсис покинул постоялый двор. Меньше всего, получив такую пощечину, он хотел видеть Филиппа — достаточно того, что он узнал все от Уилла. Жгучая волна ярости смыла былое сострадание, и теперь, вышагивая по пыльной дороге, он испытывал сильнейшее искушение надрать своей женушке уши. Он очень хорошо понимал, что стояло за этим вызывающим отказом. Он прекрасно знал, чего от него ожидают. Тоскуя по нему так же сильно, как и он по ней, Анна ничуть не сомневалась в его окончательном выборе, и решила таким мучительным для него образом решить раз и навсегда: либо она, либо друзья. Да уж, лучшего способа заманить его в Глостершир не придумаешь, а собаки там — вспомнил он и пришел в ярость — выдрессированы хорошо.
Фрэнсис вернулся на постоялый двор — и ему ударил в нос аромат приготовленной еды: в нижней комнате как раз подавали обед. Наверху, в прихожей, Грегори Трейнор возился с сундуком. Но ни это бесспорное свидетельство дорожных сборов, ни насупленное, явно недовольное лицо Трейнора ничего не сказали Фрэнсису, пока он не вошел в спальню и не увидел, что его кузен, уже полностью одетый, заканчивает упаковывать свои личные вещи в небольшой кофр. Содержимое посылки от госпожи Алисы — рубаха, панталоны, пара любимых книг Филиппа и кошелек с вышитыми розами — валялось на кровати. Судя по всему, Филипп едва взглянул на них.
— Вы что, с ума сошли? — воскликнул, оторвавшись от своих печальных раздумий, Фрэнсис. Захлопнув крышку кофра, Филипп уселся на кровать и потянулся к сапогам.
— А, это вы! Попросите, пожалуйста, Грегори затянуть как следует эту штуку. — Он кивнул на кофр. — И посмотрите, там вроде должен быть счет от хозяина. Вон в кошельке деньги, заплатите, пожалуйста. Хорошо, что Уилл вернулся именно сегодня — иначе в ломбард бы пришлось идти.
В один прыжок оказавшись у кровати кузена, Фрэнсис уставился на него.
— Можете вы мне объяснить, что тут происходит? Нет, вы явно сошли с ума. Каннингс сказал — две недели постельного режима как минимум, а не прошло еще и семи дней. Да это же безумие какое-то!
Фрэнсис остановился, так как Филипп его явно не слушал. Он потянулся к письму, валявшемуся на покрывале. Фрэнсис метнул на него короткий взгляд и успел заметить печать Глостера. Засунув письмо в карман камзола, Филипп спокойно проговорил:
— Если бы вы пришли полчаса назад, застали бы еще курьера. Ждать он не мог. Какие-то смутные намеки все эти последние дни звучали, но я никак не мог понять, в чем дело, пока не появился этот малый. Похоже, я единственный в округе, кто не знал, что в прошлое воскресенье высадилась Француженка. Фрэнсис, не поможете мне с сапогами? Что-то съежились вроде.
— Ничего не съежились, просто вы еще слишком слабы, чтобы натянуть их, — резко бросил Фрэнсис. — Для ясности скажу, это я велел Грегори и Уиллу держать язык за зубами, и если вы думаете, что я собираюсь потворствовать вашим капризам, то сильно ошибаетесь. Только не говорите мне, что Глостер послал за вами, — он же прекрасно знает, что Каннингс сказал… Боже правый, да вы же на лошади не усидите!
— Думайте как знаете, это ваше дело, Каннингс хочет мне добра, кто спорит, но мне лучше знать, что я могу, а чего не могу. Ладно, раз вы не хотите помочь, то, может, хотя бы позовете моего оруженосца? И скажите Грегори, пусть велит запрягать. — Справившись наконец с правым ботинком, Филипп взялся за левый. Увидев на красивом лице кузена выражение той же решимости, что была у него самого, Фрэнсис, без всякой надежды на успех, сделал последнюю попытку:
