Джон Окас - Исповедь куртизанки
Я не стала делать вид, будто знаю, чего хотел Господь. Я преследовала свои интересы. Чем могущественнее будет Луи, тем сильнее станут мои позиции.
– Что я могу сделать для вас?
– Луи – раб вашего очарования, – сказал канцлер Рене. – Если вы попытаетесь заручиться его поддержкой для осуществления моего плана, я найду достойную поручительницу, которая представит вас при дворе.
– Но если даже королю не удалось никого найти, как вы собираетесь это сделать?
– С вашего позволения, мадам, – ответил канцлер Рене, – я заплачу ей. За деньги при дворе можно купить все. Это известно всем.
– Кроме, судя по всему, короля, – отозвалась я.
Канцлер Рене с герцогом Эммануэлем отправились к Луи, и Эммануэль заверил его, что канцлер найдет мне крестную.
– Его величество ничего определенного не сказал, – сообщил мне потом герцог Эммануэль. – Но канцлер повел себя в высшей степени мудро. Он не стал настаивать на том, что ваше представление при дворе необходимо королю. Он сообщил ему, что Шуасель поспорил с герцогом де ла Вогийоном на крупную сумму, что вы никогда не добьетесь этого. Луи сильно разозлился, и, когда мы уходили, он серьезно обдумывал возможность подкупить какую-нибудь даму, которая представит вас при дворе.
Рене был умен, но его стратегия не сразу заставила короля уступить. В тот вечер, когда король пришел ко мне, я, сияя красотой, лежала в постели. Не сказав ни слова о визите канцлера Рене, Луи присел на краешек кровати и начал гладить мои ноги. Пока его руки блуждали по мне, поднимаясь все выше, я сказала:
– Что же станет с Францией, когда союзники одержат верх?
– Ага! – воскликнул Луи. – Я так и знал, что ты сговорилась с Мопу. Куда же делась твоя любовь к правительству людей и для людей?
– Демократия наступит, когда придет срок, Ля Франс, – сказала я. – Пока же нам нужен существующий строй.
– Возможно, Мопу прав, – сказал король. – Эта реформа убивает страну. Мы должны вернуться к схеме прошлого века, когда король не посмел бы представить семье свою любовницу. – Его рука легла на внутреннюю сторону моего бедра и медленно поползла вверх.
Я знала, что король, говоря об этом, кривит душой, просто капризничает, чтобы помешать мне добиться своего. Что ж, если королю можно плохо себя вести, почему нельзя мне?
– Неужели ты хочешь, чтобы твои внуки грузили уголь? Если парламент не осадить, так оно и будет!
– А что говорят об этом твои священные философы?
– Не вижу здесь никакого противоречия, – ответила я. – Идеальное и реальное – разные вещи. Если демократия неуправляема, чернь берет власть в свои руки. – И, зная, что упоминание знаменитого сатирика никогда не оставляло Луи равнодушным, добавила: – Может, тебе стоит вернуть Вольтера в страну и назначить его советником? Он будет вашей совестью и голосом народа.
Король отдернул руку. Его лицо побагровело, и он стукнул кулаками по матрасу.
– Ты знаешь, что я думаю об этих писаках, – громко сказал он. – Будь на то моя воля, я бы переловил их всех и бросил в каталажку. А Вольтер хуже их всех, вместе взятых. Своими писульками он пытается превратить общественный порядок в хаос. Более того, он ужасный лицемер. Воспевая добродетель, брак, семейную жизнь и равноправие полов, он крутит романы со всеми женщинами без разбору, а в любви – ревнивый деспот. Скорее рак на горе свистнет, чем я позволю этому демагогу-подстрекателю вернуться!
– Ха! – ответила я, уверенная в своей победе. – Если ты не терпишь Вольтера, как же ты выносишь Шуаселя? Ты же знаешь, что они в одной лодке.
Луи знал это, и ему оставалось лишь тяжело вздохнуть, будто наш разговор утомил его. В моем присутствии ему было трудно сосредоточиться на парламентских делах.
– Мне не нравится, когда меня тянут в разные стороны, – сказал он. – Я хочу сделать монархию более могущественной, но боюсь, что, если буду прижимать парламент, навлеку на себя народный гнев, чернь открыто взбунтуется.
– Бедный мой малыш, – проворковала я. – Ну, прости меня. Я забыла, какая ответственность лежит на твоих плечах.
Я приласкала Луи, и он, решив, что я забыла о своих намерениях, откинулся назад, открывшись моим ласкам. С расчетливой нежностью я скользнула вниз и начала покрывать поцелуями его малыша. Это всегда возбуждало его величество. Я обхватила его восставшую плоть губами, подразнила язычком, и он стонал от удовольствия, пока я всасывала его.
Когда он излился, я сжала зубы. Он пытался вырваться, но я покачала головой и, не разжимая зубов, заявила, что не выпущу изо рта этот немаловажный кусочек его тела, пока не буду представлена при дворе.
– Смелая какая! – рассмеялся король. – А теперь хватит пичкать меня этой сумасбродной чепухой. Мне нужно управлять страной. Вечером у меня назначена встреча с польским послом. Отпусти меня.
Я вцепилась в него со всей решимостью. Его величество явно занервничал. Он схватил мое плечо и сжал его так сильно, что мне показалось, он оторвет мне руку.
– Тогда кусай, женщина, – сказал он царственно. – Я тебе разрешаю.
Луи знал, что в душе я была доброй. Вскрикнув от боли в плече, я разжала зубы, и он освободил свое драгоценное достоинство.
– Ладно, Ля Франс, – сказала я, – твоя взяла. Эту битву ты выиграл, но не думай, что ты выиграл войну. Хочешь, чтобы я отпустила тебя? Иди. Но не надейся, что я еще когда-нибудь соглашусь впустить тебя сюда.
Я вытолкала его из спальни и заперла дверь. В полночь он вернулся. Разлученный с объектом своего вожделения, он не выдержал.
– Жанна, – умолял он, царапаясь в дверь, – прошу тебя. Будь благоразумна!
– Нет, пока ты не пообещаешь представить меня при дворе.
Он ушел, но через час вернулся. Забравшись на стул, он просунул в щель над дверью бриллиантовую подвеску, но я была неподкупна. Я забаррикадировалась и не собиралась сдавать свои позиции до тех пор, пока не получу того, что хочу.
Осада продолжалась тридцать часов. Я набрала драгоценностей на триста пятьдесят тысяч ливров. В конце концов та часть Луи, что находилась пониже талии, одержала верх.
– Впусти меня. Я не могу без тебя. Клянусь Богом, ты будешь представлена. Если нам придется заплатить поручительнице, так тому и быть.
Я отперла дверь и повисла на его шее, визжа от радости так громко, что было слышно и врагам.
Пока я пыталась уговорить короля ускорить реализацию плана канцлера Рене, он и герцог Эммануэль обратились к графине де Беарн, которая задолжала своим кредиторам крупную сумму денег и отчаянно боролась с ними в суде. Взамен поручительства за меня она потребовала списания долга, гонорар за свои услуги и должность для своего сына при дворе.
