Нора Хесс - Сэйдж
— Ха, готов поспорить, что так и будет, — пробормотал Миланд, отодвигая лавку и вставая из за стола. Потом он подошел к кровати и, как был, в сапогах, рухнул на нее, приказав сыновьям привязать и накормить лошадь.
Мальчикам показалось, что не прошло и нескольких секунд, как с кровати послышался громкий храп. Они смотрели с ненавистью на распростертое перед ними тело и гадали, сколько времени собирается это чудовище пробыть дома. И оба молились духам своей матери и предков, чтобы он уехал сразу, как только проснется.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Бармен прервал разговор с тремя завсегдатаями, сидевшими возле стойки, выпрямился во весь свой огромный рост и улыбнулся вошедшему Джиму.
— О тебе спрашивала Реби. А когда я сказал ей, что ты пошел в церковь, она обозвала меня подлым обманщиком и другими словами. Она шибко хотела забраться наверх в свою прежнюю комнату и там дождаться тебя. После того как я ей сказал не рыпаться и сидеть внизу, мне пришлось узнать о себе массу интересного. Она сказала, что пожалуется тебе, и ты мне задашь по первое число.
— Ну, а ты? — хмуро посмотрел на своего работника Джим.
— …А я сказал, что посоветую тебе плюнуть на это дело. Бедняжка так разозлилась, что вымелась отсюда в ту же секунду.
— Так, кажется, пришло время поговорить с ней, — нахмурился Латур. — Ей уже было сказано, не соваться наверх, пока не позовут.
Вслед за этим он сразу перевел разговор на другое:
— А где ключ от кладовой?
Джейк полез под стойку бара, вытащил длинную отмычку и протянул хозяину.
— Там изрядный кавардак, будь осторожен, ноги не переломай!
Джим молча подошел к тяжелой двери позади бара, открыл ее и переступил порог. Некоторое время он постоял, давая глазам привыкнуть к темноте, и, когда, наконец, стало видно, куда идти, направился к окошку в глубине комнаты. Как только жалюзи поднялись кверху, в запыленную кладовую ворвались потоки дневного света, а на губах хозяина салуна появилась гримаса, как от зубной боли. «Изрядный кавардак» — это лишь наполовину подходило для описания того, что открылось его взору.
Всевозможные вещи, среди которых многие вообще не имели отношения к тому, чем занимался Джим, были развешаны, рассованы, растолканы во все углы. Джим даже удивился, каким образом ему еще удалось добраться до окна. И только то, что требовалось в баре — напитки, бокалы — хранилось в порядке под прикрытием крепкой двери.
А еще там было огромное множество седел, ружей, револьверов в кобурах и без; там же стоял стеклянный прилавок, закрытый на висячий замок и доверху набитый кольцами и карманными часами. Все это принадлежало тем бедолагам, которые иногда до такой степени засиживались в «Кончике Хвоста», что вынуждены были отдавать вещи из за отсутствия звонкой наличности.
Тяжело вздохнув, Джим начал рыться в этом громадном, первобытном хаосе, перекладывая и отбрасывая в стороны все эти седла, попоны и всевозможные виды оружия. Ему в руки попалась даже пара обуви. Эти предметы до единого, были снабжены специальными ярлычками и находились здесь в ожидании, когда их выкупят хозяева.
Джим почти уже потерял надежду найти то, что ему было нужно, когда, наконец, обнаружил в углу гитару, почти прикрытую огромной картиной с изображением обнаженной женщины, лежащей на софе. Эта картина висела в баре в те времена, когда он еще только осматривал салун, раздумывая, покупать его или нет.
Гитара пылилась тут уже около года. Ее бывший владелец, молодой ковбой, погиб однажды ночью: во время бури животные в панике затоптали его, испугавшись близкого удара грома. Гитара был единственной ценностью паренька, но родственников у него не было, и некому теперь было выкупить ее у Джима.
Латур осторожно прикоснулся ладонью к поверхности инструмента. Даже под толстым слоем пыли благородным блеском мерцала гладкая, прекрасно отполированная поверхность дерева, напоминавшая на ощупь темную нежную кожу женщины. К тонкому, стройному грифу был привязан медиатор из слоновой кости. «Дорогая вещица», — подумал Джим и провел по струнам. Раздался тихий звон, словно гитара вздохнула, просыпаясь от долгого сна…
Сэйдж проснулась с чувством, что в ее жизни должно произойти что-то приятное. Из за двери комнаты доносились запахи приготавливаемой пищи и негромкие голоса. За окном дневной свет приобрел тот неповторимый оттенок, который придает ему приближающийся вечер, когда еще светло, но уже на всем лежит печать наступающей ночи. Итак, она проспала весь обед.
Сэйдж лениво потянулась, повернулась набок и посмотрела в окно. «Интересно, что делает сейчас Дэнни? — подумала она. — Скучает ли он по ней так же, как она скучает по племяннику? Может быть, и нет. У него на ранчо такая напряженная жизнь, ему так там нравится, что, может, он не имеет и минуты свободной, чтобы вспомнить о тете!»
«ВОТ ЕЩЕ И ПОЭТОМУ Я ДОЛЖНА КАК МОЖНО СКОРЕЕ СОЗДАТЬ ДОМ ДЛЯ НАС ОБОИХ» — эта мысль пришла ей в голову внезапно. А вслед за этим Сэйдж вдруг ощутила беспокойство — что же все-таки придумал для нее Джим? Кажется, он сказал, что она сможет зарабатывать каким-то образом.
Спустя минуту, словно в ответ на ее мысли, в кухне послышался голос ее благодетеля, и женщина торопливо вскочила с кровати. Она лихорадочно оправила юбку, привела в порядок волосы и торопливо подошла к двери, чтобы идти в кухню, где Джим разговаривал с Тилли. Он мог в любую минуту постучать в дверь и попросить разрешения войти, а ей в последнее время все меньше и меньше хотелось оставаться с ним наедине.
Скольжение его голубых глаз по ее фигуре и внимательный, как бы оценивающий прищур, вызывали в ней ощущения, которые она не понимала и которых боялась.
«Нет, — поправила себя Сэйдж, уже взявшись за дверную ручку. — Она очень хорошо понимает, какие ощущения вызывают в ней его взгляды. Это те самые чувства, которые не должна испытывать к мужчинам вдова, чей муж погиб менее месяца назад. Особенно к такому мужчине, как Джим Латур. Любая женщина, если у нее есть хоть капля ума, не должна питать никаких иллюзий в отношении этого человека. Во всяком случае, иллюзии, если и появятся, то очень скоро исчезнут. И не только потому, что Джиму Латуру есть из кого выбирать себе подружку, но еще и потому, что, по словам Тилли, он все еще любит умершую женщину».
Сэйдж открыла дверь и шагнула за порог, улыбаясь кухарке и ее хозяину.
— Тилли, как здорово пахнет!
— Мясо жарилось.
Тилли показала на большую сковороду, которую она только что достала из духовки.
— Как только бисквиты будут готовы, мы сядем есть.
— Может, тебе чем-нибудь помочь? Я себя чувствую такой лентяйкой, когда сплю днем. Я, вообще-то, этого никогда не делала раньше — на ферме всегда столько работы!
