Элизабет Чедвик - Сокровища короля
– Мое прошлое касается только меня, – сухо ответила она.
Он взболтал вино в кубке и отхлебнул глоток.
– Это, конечно, так, но твоя скрытность лишь возбуждает мое любопытство.
– Это твои проблемы. – Ее сердце, словно почувствовав угрозу, гулко застучало. – Ты же вроде бы пришел обсудить цены на шерсть, а не удовлетворять свою страсть к сплетням.
– О, ты разжигаешь во мне страсть не только к сплетням, – промурлыкал Роберт, да так тихо, что Мириэл решила, будто она ослышалась. Она впилась в него взглядом. От гнева, страха и еще некоего странного чувства, названия которому она не знала, у нее участилось дыхание.
– Думаю, тебе лучше уйти, – холодно сказала она. Роберт жестом выразил раскаяние:
– Я не хотел оскорбить тебя, госпожа Стамфорд. Просто пошутил – и, как вижу, не очень удачно.
Мириэл настороженно смотрела на него. Когда он говорил о разжигании страстей, голос его вызвал прилив жара в ее теле – сладостное ощущение. Она невольно представила, как целуется с ним, но тут же укротила свое воображение. Лишние сложности в жизни ей ни к чему.
– С мужчиной ты бы так не шутил, – ледяным тоном заметила она.
– Верно. Но тебе время от времени придется сталкиваться с подобным отношением. – Роберт допил вино и поставил кубок на сундук. – Ты – богатая и красивая молодая вдова, и со стороны мужчин это вполне естественная реакция. Они будут думать, что твоя жизнь бедна без того, что они могли бы тебе дать… если ты понимаешь, о чем я говорю. – Он пошевелил бровями.
Мириэл покраснела, ибо она прекрасно поняла его намек, перекликавшийся с мыслями, посетившими ее мгновение назад.
– Понимаю, – сказала она, чопорно кивнув. – Наверно, имело бы смысл нанять посредника, который вел бы за меня переговоры. – Она глянула на свои руки, стиснутые в кулаки на коленях, потом посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц. – Но я также знаю, что лучше меня никто не защитит мои интересы. Мужчины, возможно, сочтут меня слабой, потому что я – женщина, но ведь у них тоже есть слабости, которыми не грех и воспользоваться… верно?
Глаза Роберта Уиллоби вновь засветились юмором.
– Я вижу, ты будешь грозным конкурентом.
– Деловым партнером, – с улыбкой поправила его Мириэл и отставила свой кубок. – А теперь давай все-таки поговорим о ценах на шерсть. Я хочу знать, почем ты брал с Элис за один сарплер.[11]
Спустя два дня Мириэл принимала в своих новых мастерских у подножия скалы, на которой стоял замок, тюки шерсти, купленные у Роберта Уиллоби. Старая Элис тоже была там, проверяя качество руна, которое Мириэл раздавала местным хозяйкам для сучения и прядения.
– Пойдет, – нехотя буркнула Элис, теребя в пальцах маслянистые желтоватые волокна. Мириэл расценила ее замечание как одобрение. Она вздохнет с облегчением, думала девушка, когда старушка на следующей неделе переберется в свое новое жилище в монастыре.
– Почем брала? – Элис пристально посмотрела на нее.
– По сходной цене, – уклончиво ответила девушка. Потирая липкие от жирной шерсти ладони, она пошла проведать Томаса, старшего ткача, занятого плетением светло-коричневой саржи с красной полоской. От станка, за которым работал Томас, исходил громкий стук. Нажимая на ножные педали, ткач создавал из нити основы зев, в который вводил челноком уток.
Подле него один из подмастерьев готовил для станка мотки пряжи. Жена Томаса за станком поменьше сплетала в жгут обрывки руна, непригодные для изготовления сукна.
Мириэл вынуждена была признать, что в мастерских Элис царят чистота и порядок. Старушка оставила ей процветающее производство, но по объемам изготовляемого сукна оно значительно уступало мастерским ее дедушки. Тот слыл одним из крупнейших суконщиков в Линкольне, его ткани славились по всей Англии. Мириэл решила, что поставит пару станков для выработки тканей линкольнского плетения, как только разберется во всех тонкостях своего нового дела.
Элис вздохнула, наблюдая, как Томас прогоняет из стороны в сторону заправленный нитью челнок.
– Мне всего этого будет очень не хватать, – сказала она. – Я ведь только этим и жила после смерти моего Герберта. Мы начинали на пустом месте во времена старого короля Генриха и стали лучшими суконщиками на берегах Лина.
Мириэл раз двадцать слышала подобные сантименты, но раздражения не выказала. Возможно, лет через сорок она, как сейчас Элис, будет вот так же жаловаться своей молодой преемнице. При этой мысли девушка поежилась.
– И ваши мастерские по-прежнему будут самыми лучшими. Клянусь. – Улыбнувшись через силу, она стиснула костлявое плечо старушки.
– Что ж, ладно. Я буду часто приходить.
– И мы всегда будем вам рады, – сказала Мириэл, несколько покривив душой. Она усадила Элис в углу, подала ей чашку вина и, льстя старушке, стала выпытывать у нее сотни разных мелочей. Хотя Элис была занудой, она обладала огромным жизненным опытом, и Мириэл не собиралась из ложной гордости вредить себе. Ей только не хотелось, чтобы у нее над душой постоянно стоял надсмотрщик, наблюдающий за каждым ее движением.
В ткацкой мастерской Элис с одной стороны находились жилые помещения: на нижнем этаже – зал, на верхнем – спальня, в которую можно было подняться по наружной деревянной лестнице. Мириэл уже решила для себя, что, как только Герберт вернется из поездки по сбору шерсти, она уведомит его о том, что перебирается на новое место жительства.
Весь тот день она провела в шумной мастерской и вечером вернулась домой с гудящей головой. В ушах все еще стоял стук станков, веки отяжелели от усталости, но это была приятная усталость. Она с наслаждением опустилась в кресло и осторожно потерла ноющие ступни. Элфвен, старшая дочь Брайдлсмитов, подрабатывала у Мириэл, помогая ей по хозяйству. В этот вечер она приготовила на ужин яйца с ветчиной и пшеничные вафли. Проголодавшаяся Мириэл проглотила все с благодарностью и похвалила девушку:
– В жизни не ела ничего вкуснее. Ты – лучшая стряпуха на весь Коровий переулок.
Элфвен зарделась от удовольствия.
– Я люблю готовить, – призналась она. – И вести домашнее хозяйство.
– Каждому свое, – заметила Мириэл, не испытывавшая тяги ни к тому, ни к другому. Она отослала девушку домой, заплатив ей серебряной монетой в четверть пенса, и пообещала подарить ей отрез на платок с первой партии изготовленной ткани. Потом задвинула засов и, довольно улыбаясь, прислонилась к двери.
Горячая пища восстановила ее силы. Она выпила для бодрости чашу пряного медового напитка и решила сейчас же заняться подготовкой к переезду в ткацкую мастерскую. В первую очередь она закрыла ставни, отгораживаясь от летних сумерек и болтовни соседей, которые переговаривались друг с другом, стоя у дверей своих домов. Стены сомкнулись вокруг нее, но в отгороженном пространстве она чувствовала себя покойно, как во чреве. Комната наполнилась золотистым дымом, поднимающимся от очага и пламени свечей. Несколько мгновений она наслаждалась тишиной и уютом, а потом извлекла из вырубленной в скале кладовой лопату, оттащила от стены сундук и принялась копать.
