Кристина Брук - Без ума от графа
Розамунда с трудом сдерживала слезы. Как мог брат так плохо о ней думать!
Почему все думают, что поскольку у нее прекрасное лицо, то непременно должна быть низкая душа? Почему все считают, что она не может предпочесть Гриффина надутому индюку в павлиньих перьях вроде Лодердейла?
Волна холодного бешенства захлестнула ее. Она была готова отстаивать свою правоту и в том случае, если бы Ксавье стал обвинять ее в том, что, тайно встречаясь с Гриффином до свадьбы, она ставит себя в опасное положение. Вместе с тем она готова была к тому, чтобы оградить Гриффина от нападок.
Однако ее брат, которого она уважала, не имел никакого права обращаться с ней подобным образом. Приносить извинения — ни за что на свете: Розамунда не чувствовала себя виноватой.
— Ты не прав, Ксавье. Ты полагаешь, что мне не подобает вести себя подобным образом, но поверь мне, наше детство служит для меня весьма серьезным предостережением. Или ты не согласен со мной?
Охваченная бешенством, Розамунда воскликнула:
— Я не похожа на нашу мать. Ни в чем.
Ксавье удивился. В его взгляде еще горел гнев, но теперь Розамунда видела, что его гнев не имеет к ней никакого отношения.
Вздохнув, Ксавье откинулся в кресле.
— Хорошо, прошу прощения. Мне ничего не остается, как поверить тебе на слово, раз ты ни в чем не виновата. — Помолчав, он произнес: — Конечно, ты не похожа на нашу мать. Ты лучше всех, кого я знаю.
Столь искреннее признание вырвалось у Ксавье, потому что поверить, что его сестра могла стать развратницей, беззастенчиво обманывающей всех, он не мог: даже для него, надменного циника и скептика, это было бы настоящим ударом.
Никто лучше их двоих не знал, что лишь благодаря счастливой случайности или разумным мерам, принятым их умной матерью, и Ксавье, и Розамунда были признаны законнорожденными детьми.
К счастью, они оба в чем-то походили на их умершего отца, так что невозможно было отрицать родственное сходство.
В тот же миг злость и раздражение Розамунды исчезли, словно по мановению волшебной палочки.
Она шутливо воскликнула:
— Итак, ты считаешь меня лучше всех, кого знаешь? Лестно это слышать! А что сказали бы приятели, если бы услышали твой комплимент?
Еле заметная улыбка затаилась в уголках рта брата. Он не поддался на уловку уйти от обсуждаемой темы. Помолчав, пристально взглянул на сестру, словно пытаясь прочесть ее мысли.
— Так что же ты тогда делала, дорогая сестренка?
— Не твоего ума дела, милый братец.
— Ясно, иного ответа я не ожидал.
— Ты весьма сообразителен, братец.
— Но я могу рассказать обо всем Монфору, — заявил Ксавье, угрожающе понизив голос.
— Нет, ты этого не сделаешь, — сказала Розамунда.
С детства они договорились поддерживать друг друга, поставив взаимную верность выше долга перед кем-нибудь из родственников.
Ласково улыбнувшись брату, Розамунда поднялась.
— А теперь, дорогой братец, поскольку допрос окончен, я пойду спать.
На следующее утро Розамунда проснулась поздно. Спала она не крепко, сну мешало переполнявшее ее сердце возбуждение. Даже утром ее не покидало радостное настроение, хотя оно смешивалось со смутным внутренним томлением, причин которого она не могла понять.
После нескольких минут сладкой утренней дремоты она наконец стряхнула с себя остатки сна.
Гриффин, летний домик, незабываемая ночь.
Перевернувшись на живот, она спрятала голову в подушку, вызывая в воображении наиболее приятные картины свидания.
Отголоски пережитых чувств звучали в ее душе, они были мучительно сладостны в своей смутной неопределенности. Однако восстановить их ей никак не удавалось.
Теперь она поняла, из-за чего вокруг всего этого такой шум; если не все, то по крайней мере кое-что. Надо было заставить Гриффина показать ей все остальное.
Радостное предвкушение охватило ее, она не сомневалась, что преуспеет в остальном. Конечно, они должны вести себя более осторожно, чем накануне ночью.
— Доброе утро, соня! — В спальню вошла Сесили. — Ты готова совершить сегодня поход по магазинам?
— Да, конечно. Я совсем забыла об этом! — воскликнула Розамунда, сладко потягиваясь.
Полученное обещание купить для свадьбы новые наряды в тот же миг вытеснило из ее головы дивные воспоминания и мечты.
— Я буду готова через минуту.
Следом за Сесили в спальню вошла Офелия, постукивая когтями о пол. Тяжело вздохнув, собака легла на ковер и положила голову на лапы. Поглядывая то на Сесили, то на Розамунду, она безмолвно принимала участие в их беседе.
Сесили утверждала, что Офелия прекрасно понимает английский, хотя ее родным языком был датский. По-видимому, собака, посчитав разговор двух девушек легкомысленным и неинтересным, закрыла глаза и заснула, похрапывая и рыча во сне.
Розамунда вскочила с постели и, погладив по голове Офелию, прошла к тазику с водой для умывания.
— Прежде всего, по-моему, нам надо составить список того, что мы собираемся купить, — весело и озорно улыбнулась Сесили. — На Бонд-стрит есть модистка, которая продает нижнее белье своим клиенткам в задней комнате мастерской.
— Я даже спрашивать не буду, откуда тебе это известно, — столь же весело отозвалась Розамунда, умывая лицо холодной водой.
—А что тут такого? Мне сообщила об этом Джейн. После замужества она стала бесценным источником информации, особенно когда рядом с ней нет Константина. Ты же знаешь, как она любит поболтать.
— Он замечательный муж, но, по-моему, безнравственный, — с усмешкой заметила Розамунда.
— О да, он умеет доставить удовольствие женщине, ты не находишь? Только, это между нами, он иногда слишком усердствует.
— В таком случае Джейн крупно повезло, что он полюбил ее.
— Что это? — удивленно воскликнула Сесили. — Откуда это письмо на каминной полке? A-а, судя по печати, это любовное послание от твоего гиганта.
— Письмо?
Обернувшись, Розамунда увидела, как Сесили берет письмо с камина.
Радостное возбуждение овладело ею, когда она взяла его из рук кузины. Но, прочитав письмо до конца, она безвольно опустила руки. От былой радости не осталось и следа. Розамунда машинально скомкала лист и уронила его на пол.
— Что с тобой, Розамунда? — испугалась Сесили. — Что случилось?
Она грустно покачала головой.
— Розамунда?
Сесили подняла письмо и начала расправлять скомканный лист.
— Это от Гриффина. Он уехал, — ответила Розамунда.
Голос ее дрогнул от боли и волнения.
Глава 12
«...Как идут твои дела в Лондоне, дорогой брат? Рисуешься перед всеми в обществе? Мне хорошо известно, что задумал мой драгоценный опекун лорд Девер: продать меня по максимально высокой цене. Ужасный старый черт!
