Ани Сетон - Очаг и орел
Охотник за рабами не обращал на него внимания. Сьюзэн села на свое обычное место; лицо ее было таким же бледным, как у дочери. Старик, съежившись, притих в темном углу между очагом и бочкой с пивом. Скрипач, прекративший играть по приказу Кларксона, продолжал сидеть на ящике.
— Эй, девица! — вдруг сказал Кларксон, указывая на Эспер. — Ты пойдешь со мной. Будешь нести свечу, ты же знаешь этот дом!
Эспер невольно посмотрела на мать. Сьюзэн беспомощно пожала плечами. Девушка была испугана, ведь мать ничем не могла ей помочь, она даже точно не знала, что произошло на кухне в ее отсутствие.
Эспер ощутила острое сочувствие к матери, сменившееся порывом безрассудства.
— Пойдемте, — сказала она вдруг легко, холодным тоном. — И перестаньте размахивать револьвером — не думаете же вы его применять!
Кларксон удивленно уставился на девушку, а она услышала смех Джонни:
— Молодец, Хэсси!
— Ладно, начнем со двора! — скомандовал Кларксон, подталкивая Эспер к выходу. Девушка посмотрела на него с холодным презрением, и он пробормотал что-то, отдаленно напоминающее извинения. Револьвер он снова сунул за пояс.
Они вышли во двор, взяв с кухни фонарь. Кларксон обыскал весь сарай, тыкая вилами в сено, но только разбудил «чокнутого» Ходжа. Он заглянул в хлев и даже в уборную, но ничего не нашел. Они вернулись в дом. Вообще-то он особенно и не надеялся что-либо найти во дворе. Не так просты опытные агенты, вроде этого старого проходимца, с которыми Кларксону приходилось иметь дело. Он ни в чем не мог быть уверен, кроме того, что в этом враждебном городишке спрятаны две тысячи долларов. Они вернулись на кухню, и Эспер держала свечу, пока он открывал стенные шкафы, заглядывал в голландскую печь и другие места, казавшиеся ему подозрительными. Один раз Кларксон постучал по стене, но звук был глухой.
Потом он открыл чулан со щетками. Эспер почувствовала, что у нее вспотели руки, но Кларксон только скользнул взглядом по швабрам и ружьям. Но если бы он и постучал по стенке, ничего особенного не услышал бы. Лот Ханивуд с родичем-пиратом умели делать такие вещи: дубовая доска была в два дюйма толщиной и не давала резонанса.
Кларксон и Эспер переходили из комнаты в комнату. Они заглянули и в маленький кабинет Роджера. При свете свечи девушка прочла строчку, на которой ее отец остановился перед выстрелом: «Много славных деяний свершилось в Марблхеде тогда…» Сначала она не обратила внимания на эти слова, но пока охотник за рабами таскал ее за собой и обшаривал комнаты и кладовые, она задумалась: почему прошлое часто выглядит романтичным, а настоящее — нет? Может быть, потому, подумала она, что я не знаю, чем кончится то, что происходит сейчас. О прошлом все известно, можно не волноваться. Они спускались с Кларксоном и в подвалы, под старым и новым крылом здания. Кларксон все осматривал и обшаривал заглядывал в бочки и лари, присматривался к любым подозрительным, на его взгляд, меткам на стенах. Но он ничего не находил. Он поглядывал на Эспер: не выдаст ли она себя чем-нибудь. Но так же напрасно. Его уверенность в том, что черномазая рабыня прячется в этом доме, таяла, но он продолжал обыск.
Потом они поднялись по лестнице из подвала в одну из гостиных. Здесь до них доносился беспокойный говор людей, запертых в распивочной. Потом они поднялись выше, и Кларксон осмотрел четыре большие спальни, построенные при Моисее, после чего они перешли в старое крыло, где располагались еще три: спальня Эспер, родительская и запасная, эти уже маленькие и с небольшим количеством мебели.
Так ничего и не нашедший, Кларксон покачал головой и проворчал:
— Ну, теперь — на чердак, если вообще тут что-нибудь есть. Не дом, а кроличий садок. Столько этажей, комнат и комнатушек — рехнуться можно!
Эспер ничего не сказала, но поняла, что он теряет надежду что-либо найти, и обрадовалась. Но на чердаке был опасный момент. Кларксон, спотыкаясь, бродил среди сваленных здесь прялок, сундуков, ящиков и чемоданов, механически открывая крышки и тряся заколоченные ящики. Добравшись до главных дымоходов, старого, каменного, и нового, кирпичного, Кларксон взял у девушки свечу, чтобы осмотреть перекрытия. Не найдя ничего подозрительного, он пробормотал: «Держу пари, тут ничего нету», — как вдруг они услышали слабый звук, словно кто-то тихонько всхлипнул.
— Это еще что? — вскричал Кларксон. Он схватился за револьвер, подсвечивая себе свечой и осматриваясь. Звук, кажется, раздался где-то у пола, ближе к старому дымоходу.
Это ребенок, в ужасе подумала Эспер. Господи, только бы он снова не закричал!
— Ничего не слыхала, — спокойно сказала она. — Когда же вы здесь закончите?
— Заткнись! Я что-то слышал. Не мешай.
Они постояли на чердаке, но звуков больше не было. Эспер представила себе, что было внизу, в чуланчике. Перепуганная женщина склонилась над ребенком на циновке, закрыв ему рот рукой или дав грудь.
— Может быть, крыса завизжала или ветер в трубе, — сказала Эспер, как и следовало, раздраженно и нетерпеливо. Ей было странно, что можно врать, и мама, обычно такая строгая, сегодня весь вечер говорит неправду. Охотник за рабами, словно узнав ее мысли, вдруг поднес свечу к ее лицу.
— Послушай, милая, — сказал он ласковым голосом, — вы тут думаете невесть что, на самом деле я только выполняю свой долг, и за моей спиной стоит Закон. Ты, по-моему, умница. И я с тобой темнить не буду. Скажи, ты не видела или не слышала, чтобы здесь прятались какие-нибудь беглые рабы? — и взял девушку за плечо.
— Нет, — ответила Эспер, сбросив его руку движением плеча. Кларксон злобно фыркнул. Он спускался с чердака в мрачном молчании. Может, эта девка и не врет. Может, это ложный след. Теперь остается только проследить за этим стариком. А потом, попозже, можно будет вернуться сюда, когда они уже не будут ждать. Может, что-нибудь и откроется.
Кларксон отпер дверь в распивочную:
— Можете теперь выходить, — сказал он мрачно. Он не смотрел ни на кого, даже на Чарити, которой очень понравился и которая, сидя взаперти, завидовала Эспер, потому что та могла пройти по всему дому вместе с таким интересным и красивым мужчиной. Что из того, что он охотник за рабами? Кому нужны эти дурацкие рабы? Мама говорила, что для всех лучше, когда их держат на плантациях. Сейчас, когда этот мистер Кларксон сделал дело, он, может быть, захочет отдохнуть, снова сядет рядом и скажет, что таких хорошеньких, как она, он еще не видел.
Но надежды Чарити не оправдались. Мистер Ханивуд, всегда казавшийся мягким, слабохарактерным, грозно заявил, показывая на дверь:
— Ваше поведение было возмутительным, сэр! Убирайтесь из моего дома!
